ПОСТАНОВЛЕНИЕ Европейского суда по правам человека от 27.07.2004
"ДЕЛО "СИДАБРАС (SIDABRAS) И ДЖЯУТАС (DZIAUTAS) ПРОТИВ ЛИТВЫ" [рус., англ.]
Официальная публикация в СМИ:
Постановление на русском языке подготовлено для публикации в системах КонсультантПлюс.
Постановление на английском языке получено с сервера Европейского суда по правам человека .
Тип документа
Многосторонний документ (кроме СНГ)
Договаривающиеся стороны
Текст Постановления на английском языке см. в документе.
[неофициальный перевод] <*>
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ВТОРАЯ СЕКЦИЯ
ДЕЛО "СИДАБРАС (SIDABRAS) И ДЖЯУТАС ({DZIAUTAS} <**>)
ПРОТИВ ЛИТВЫ"
(Жалобы № 55480/00 и 59330/00)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
(Страсбург, 27 июля 2004 года)
--------------------------------
<*> Перевод на русский язык Берестнева Ю.Ю.
<**> Здесь и далее по тексту слова на национальном языке набраны латинским шрифтом и выделены фигурными скобками.
По делу "Сидабрас и Джяутас против Литвы" Европейский суд по правам человека (Вторая секция), заседая Палатой в составе:
Л. Лукаидеса, Председателя Палаты,
Ж.-П. Коста,
К. Бырсана,
К. Юнгвирта,
В. Буткевича,
В. Томассен,
А. Муларони, судей,
а также при участии С. Долле, Секретаря Секции Суда,
заседая 1 июля 2003 г., 21 октября и 6 июля 2004 г. за закрытыми дверями,
вынес на последнем заседании следующее Постановление:
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было инициировано жалобами (№ 55480/00 и 59330/00), поданными 29 ноября 1999 г. и 5 июля 2000 г., соответственно, в Европейский суд по правам человека против Литовской Республики двумя гражданами Литвы Йюозасом Сидабрасом (Juozas Sidabras) и Кястутисом Джяутасом ({Kestutis Dziautas}) (далее - заявители) в соответствии со статьей 34 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.
2. Интересы заявителей в Европейском суде представляли Э. Моркунас ({E. Morkunas}), адвокат из г. Шауляя ({Siauliai}), и В. Баркаускас (V. Barkauskas), адвокат из г. Вильнюса (Vilnius). Власти Литвы в Европейском суде были представлены последовательно Уполномоченными Литвы при Европейском суде по правам человека Г. Шведасом ({G. Svedas}) и Д. Йочиене ({D. Jociene}), Министерство юстиции Литвы.
3. Заявители утверждали, в частности, что они потеряли работу и что их возможности по трудоустройству были ограничены в результате применения Закона об оценке Комитета государственной безопасности СССР (НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ) и деятельности в настоящее время бывших штатных сотрудников организации в нарушение статей 8, 10 и 14 Конвенции.
4. Жалоба была передана на рассмотрение в Третью секцию Европейского суда (пункт 1 правила 52 Регламента Суда). В рамках данной Секции для рассмотрения дела в соответствии с пунктом 1 правила 26 Регламента Суда была сформирована Палата (пункт 1 статьи 27 Конвенции). Судья П. Курис ({P. Kuris}), избранный от Литвы, взял самоотвод в отношении рассмотрения данного дела (правило 28 Регламента Суда). Власти Литвы, соответственно, назначили Ж.-П. Коста, судью, избранного от Франции, для участия в рассмотрении дела вместо него (пункт 2 статьи 27 Конвенции и пункт 1 правила 29 Регламента Суда).
5. 1 ноября 2001 г. Европейский суд изменил состав своих Секций (пункт 1 правила 25 Регламента). Настоящее дело было передано на рассмотрение во Вторую секцию Суда в новом составе (пункт 1 правила 52 Регламента Суда). В рамках данной Секции для рассмотрения дела в соответствии с пунктом 1 правила 26 Регламента Суда была сформирована Палата (пункт 1 статьи 27 Конвенции).
6. Палата решила объединить производство по двум жалобам (пункт 1 правила 42 Регламента Суда).
7. 1 июля 2003 г. во Дворце прав человека в г. Страсбурге состоялись открытые слушания по делу (пункт 3 правила 59 Регламента).
В Европейский суд явились:
a) от властей Литвы:
Д. Йочиене, Уполномоченный Литвы при Европейском суде по правам человека;
b) от заявителей:
Э. Моркунас,
В. Баркаускас, советники.
Европейский суд заслушал их обращения.
8. Решением от 1 июля 2003 г., вынесенным после проведения слушаний по вопросу приемлемости жалобы и по существу (пункт 3 правила 54 Регламента Суда), Европейский суд объявил жалобы частично приемлемыми для рассмотрения по существу.
9. Заявители и власти Литвы представили свои доводы по существу дела (пункт 1 правила 59 Регламента Суда).
ФАКТЫ
I. Обстоятельства дела
10. Первый заявитель родился в 1951 году и проживает в г. Шауляе. Второй заявитель родился в 1962 году и проживает в г. Вильнюсе.
Обстоятельства дела, как они представлены сторонами, могут быть изложены следующим образом.
A. Первый заявитель
11. В 1974 году первый заявитель окончил Литовский институт физкультуры с дипломом спортивного инструктора.
12. С 1975 по 1986 год первый заявитель работал в литовском отделении советской службы безопасности (далее - КГБ). После того, как Литва объявила о своей независимости в 1990 году, первый заявитель поступил на службу на должность налогового инспектора в Департамент внутренних налогов.
13. 31 мая 1999 г. два органа власти - Управление государственной безопасности Литвы и Центр выявления геноцида и сопротивления литовского народа - совместно решили, что первый заявитель подлежит ограничениям в соответствии со статьей 2 Закона об оценке Комитета государственной безопасности СССР (НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ) и деятельности в настоящее время бывших штатных сотрудников организации (далее - Закон о КГБ, см. ниже § 24). В соответствии с этим решением первый заявитель получал статус "бывшего сотрудника КГБ" (см. ниже § 27). 2 июня 1999 г. первый заявитель был уволен со службы в Департаменте внутренних налогов на основании этого решения.
14. Первый заявитель подал административную жалобу на действия органов безопасности, утверждая, что он работал в контрразведке и на идеологической работе во время службы в КГБ и что он не участвовал в нарушении прав граждан этой организацией. Он заявил, таким образом, что его увольнение по статье 2 Закона о КГБ, в результате чего он не имеет возможности устроиться на работу, было незаконным.
15. 9 сентября 1999 г. Высокий административный суд Литвы установил, что Решение от 31 мая 1999 г. было обоснованным и что первый заявитель подлежит ограничениям, предусмотренным статьей 2 Закона о КГБ. В связи с этим суд установил, что заявитель имеет статус "бывшего сотрудника КГБ" по смыслу Закона о КГБ, поскольку он отвечает одному из пунктов, перечисленных в Перечне от 26 января 1999 г.
16. 19 октября 1999 г. апелляционный суд отклонил апелляционную жалобу первого заявителя. Он установил, что первый заявитель не занимал в КГБ должность, связанную только с уголовными расследованиями и, следовательно, он не может быть отнесен к исключениям, перечисленным в статье 3 Закона о КГБ.
B. Второй заявитель
17. В неустановленный день в 1980 году второй заявитель окончил Вильнюсский университет с дипломом юриста.
18. С 11 февраля 1991 г. второй заявитель работал прокурором в Генеральной прокуратуре Литвы, расследуя, в основном, дела, связанные с организованной преступностью и коррупцией.
19. 26 мая 1999 г. Управление государственной безопасности Литвы и Центр выявления геноцида и сопротивления литовского народа совместно вынесли Решение, что с 1985 по 1991 год второй заявитель работал в литовском отделении КГБ, имеет статус "бывшего сотрудника КГБ" и поэтому подлежит ограничениям, предусмотренным статьей 2 Закона о КГБ. 31 мая 1999 г. второй заявитель был уволен с работы в Генеральной прокуратуре Литвы на основании этого Решения.
20. Второй заявитель подал административную жалобу на решение органов безопасности и Генеральной прокуратуры Литвы. Он утверждал, что с 1985 по 1991 год он просто учился в специальной школе КГБ в г. Москве и что в 1990 - 1991 годах он работал в КГБ в качестве информатора органов литовской разведки и поэтому подпадает под исключения, перечисленные в статье 3 Закона о КГБ. Он утверждал, что его увольнение в соответствии с Законом о КГБ, в результате чего он не имеет возможности устроиться на работу, было незаконным.
21. 6 августа 1999 г. Высокий административный суд удовлетворил жалобу второго заявителя, отменил Решение от 26 мая 1999 г. и постановил о восстановлении заявителя в правах. Суд установил, что период пребывания второго заявителя в школе КГБ с 1985 по 1990 год не должен приниматься во внимание для целей Закона о КГБ, что второй заявитель работал в КГБ в течение пяти месяцев в 1990 - 1991 годах, что он не занимал в КГБ должность, связанную с политическими расследованиями, и что, в любом случае, он был секретным информатором литовских властей. Суд пришел к выводу, что исключения по статье 3 Закона о КГБ применимы ко второму заявителю и что поэтому его увольнение было незаконным.
22. По апелляционной жалобе органов разведки 25 октября 1999 г. апелляционный суд отменил Решение суда от 6 августа 1999 г. Апелляционный суд определил, что хотя суд первой инстанции правильно установил, что второй заявитель работал в КГБ всего пять месяцев, но не было установлено, что он работал как секретный информатор литовских властей. Соответственно, он не может пользоваться исключением в соответствии со статьей 3 Закона о КГБ.
23. Второй заявитель обжаловал Решение апелляционного суда. Решением от 28 января 2000 г. Председатель Верховного суда Литвы принял его жалобу к рассмотрению. Однако Окончательным решением от 20 апреля 2000 г. Верховный суд Литвы, заседая в пленарном заседании, отказал в рассмотрении жалобы и прекратил производство по делу в связи с неподсудностью ему дела.
II. Применимое национальное законодательство
и правоприменительная практика
24. Закон об оценке Комитета государственной безопасности СССР (НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ) и деятельности в настоящее время бывших штатных сотрудников организации ({Istatymas del} SSRS {valstybes} saugumo komiteto (NKVD, NKGB, MGB, KGB) vertinimo ir {sios} organizacijos {kadriniu darbuotoju dabartines} veiklos) был принят 16 июля 1998 г. Сеймом (Seimas) Литвы (парламентом) и утвержден Президентом Республики. Закон о КГБ устанавливает следующее:
Статья 1
Признание Комитета государственной безопасности
СССР преступной организацией
"Комитет государственной безопасности СССР (НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ) (далее - КГБ) признается преступной организацией, совершившей военные преступления, геноцид, репрессии, террор и политические гонения на территории Литвы в период ее оккупации СССР".
Статья 2
Ограничение деятельности в настоящее
время штатных сотрудников КГБ
"Бывшие сотрудники КГБ не могут в течение 10 лет с момента вступления в силу настоящего Закона занимать государственные должности или работать гражданскими служащими в правительстве, местных органах власти или оборонных органах, управлении государственной безопасности, полиции, органах прокуратуры, судах или на дипломатической службе, в таможенных органах, органах государственного надзора и иных органах, надзирающих за органами публичной власти, юристами и нотариусами, служащими банков и иных кредитных учреждений, в стратегических экономических проектах, в охранных компаниях (структурах), в других компаниях (структурах), оказывающих детективные услуги, в системах связи или в системе образования в качестве учителей, преподавателей или руководителей институтов[;] они также не могут выполнять работу, требующую владения оружием".
Статья 3
Случаи, в которых ограничения не применяются
"1. Ограничения, предусмотренные статьей 2, не применяются к бывшим штатным сотрудникам КГБ, которые в период работы в КГБ расследовали только уголовные дела и которые прекратили свою работу в КГБ до 11 марта 1990 г.
2. Центру выявления геноцида и сопротивления литовского народа и Управлению государственной безопасности может [быть рекомендовано] обоснованным заявлением прийти к выводу, что никакие ограничения, предусмотренные настоящим законом, не должны применяться к бывшим штатным сотрудникам КГБ, которые в течение трех месяцев с даты вступления настоящего Закона в силу заявят в Управление государственной безопасности и раскроют всю информацию, которой они владеют... об их бывшей работе в КГБ и их нынешних связях с бывшими сотрудниками КГБ и агентами. Решение в этом отношении должно приниматься комиссией в составе трех лиц, созданной Президентом Республики. Никто из сотрудников Центра выявления геноцида и сопротивления литовского народа или Управления государственной безопасности не может быть назначен в комиссию. Регламент комиссии утверждается Президентом Республики...".
Статья 4
Процедура применения Закона
"Процедура применения Закона устанавливается [специальным законом]".
Статья 5
Вступление закона в силу
"Настоящий Закон вступает в силу с 1 января 1999 г.".
25. В результате рассмотрения Конституционным Судом Литвы соответствия Закона о КГБ Конституции Литвы (см. ниже § 28), 5 мая 1999 г. в статью 3 Закона о КГБ были внесены изменения, согласно которым даже те сотрудники, которые работали в КГБ после 11 марта 1990 г., могут получить право на исключение на основании статьи 3 Закона о КГБ.
26. 16 июля 1998 г. был принят отдельный Закон о применении Закона о КГБ. В соответствии с этим Законом Центр выявления геноцида и сопротивления литовского народа и Управление государственной безопасности были уполномочены принимать решение о наделении лица статусом "бывшего штатного сотрудника КГБ" ("бывшего сотрудника КГБ") для целей Закона о КГБ. В связи с этим было перечислено 395 различных постов.
28. 4 марта 1999 г. Конституционный Суд Литвы рассмотрел вопрос о соответствии Закона о КГБ Конституции Литвы. Конституционный Суд Литвы, в частности, установил, что Закон о КГБ был принят с целью проведения мер "проверки безопасности" бывших сотрудников советских служб безопасности, которые, как можно предположить, недостаточно лояльны к литовскому государству. Конституционный Суд Литвы решил, что запрет бывшим сотрудникам КГБ занимать государственные должности соответствует Конституции Литвы. Далее он постановил, что законодательный запрет бывшим сотрудникам КГБ работать в ряде частных секторов совместим с конституционным принципом свободного выбора профессии, которым государству предоставляется право установить специальные требования к лицам, принимаемым на работу в наиболее важных секторах экономики с целью обеспечения защиты национальной безопасности и надлежащего функционирования образовательной и финансовой систем. Конституционный Суд Литвы также установил, что ограничения по Закону о КГБ не равносильны уголовному обвинению в отношении бывших сотрудников КГБ.
29. Поскольку Закон о КГБ особо не гарантирует право на доступ к правосудию, в целях оспаривания решений органов разведки национальными судами было признано, что, являясь вопросом административной практики, увольнение с работы из государственных органов на основании такого решения может быть оспорено в административных судах (и далее - в апелляционных инстанциях) по общим процессуальным правилам, регулирующим производственные споры и предполагаемые нарушения личных прав органами власти в соответствии со статьями 4, 7, 8, 26, 49, 50, 59, 63 и 64 Кодекса об административном производстве Литвы, статьей 222 Гражданского кодекса Литвы и статьей 336 Гражданского процессуального кодекса Литвы (действовавшими на момент рассмотрения спора).
III. Положения международного права и некоторых
национальных правовых систем, связанные с ограничениями
трудовых прав по политическим основаниям
30. Ограничения были установлены во многих посткоммунистических странах с целью ограничения допустимых видов трудовой деятельности бывших агентов спецслужб или лиц, активно сотрудничавших с прежними режимами. В связи с этим международные правозащитные органы время от времени выявляли недостатки подобных норм законодательства в случае их недостаточной четкости или соразмерности, характеризуя такие нормы как дискриминацию в области труда и занятий по политическим мотивам (см. ниже). Возможность судебного обжалования рассматривалась в качестве значительной гарантии, хотя самой по себе и не достаточной для устранения недостатков законодательства.
31. Статья 1 Европейской социальной хартии гласит:
"В целях обеспечения эффективного осуществления права на труд Договаривающиеся Стороны обязуются:
/.../
2. Обеспечить эффективную защиту права трудящихся зарабатывать себе на жизнь свободно избранным трудом;
/.../".
Эта норма, которая была дословно повторена в Хартии 1996 года (пересмотренной) (которая вступила в силу в отношении Литвы 1 августа 2001 г.), была последовательно истолкована Европейским комитетом по социальным правам (European Committee of Social Rights) как установление права не подвергаться дискриминации при трудоустройстве. Гарантия от дискриминации закреплена в статье Е Европейской социальной хартии (пересмотренной) следующим образом:
"Осуществление прав, предусмотренных в данной Хартии, будет обеспечиваться без дискриминации по мотивам расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, здоровья, принадлежности к национальному меньшинству, рождения или иным статусным признакам".
Вопрос об увольнении государственных служащих по основаниям их деятельности при тоталитарных режимах был поднят в свете этих положений, по меньшей мере, применительно к Германии. При последнем рассмотрении соблюдения Германией пункта 2 статьи 1 (опубликовано в ноябре 2002 года) Европейский комитет по социальным правам обратил внимание на положения Договора о воссоединении, которые допускают увольнение государственных служащих на основании их деятельности от имени спецслужб бывшей Германской Демократической Республики. Комитет пришел к выводу, что Германия не соблюдает свои обязательства. Этот вывод был раскрыт следующим образом:
"Комитет отмечает, что точного определения функций, которые не могут выполнять лица или в форме отказа от принятия на работу или в форме увольнения, на основании прежней политической деятельности или деятельности в прежних органах ГДР, компетентных в вопросах безопасности, не имеется. Комитет рассмотрел соответствие этих положений статье 31 Хартии. Согласно этим положениям ограничение права, закрепленного в Хартии, допускается, если оно предусмотрено законом, необходимо в демократическом обществе и служит одной из целей, перечисленных в статье. Признавая, что нормы были предусмотрены в законе по смыслу статьи 31 Хартии и служили одной из целей, в ней перечисленных, а именно - защите национальной безопасности, Комитет полагает, что они не являлись необходимыми по смыслу статьи 31 Хартии, поскольку не применялись исключительно к служащим, которые имели обязанности в области правопорядка и национальной безопасности, или к функциям, включающим в себя такие обязанности".
Комитет вынес свое заключение относительно имплементации Литвой пересмотренной Хартии 28 мая 2004 г. Оно будет опубликовано позднее.
32. Международная организация труда (МОТ) также приняла целый ряд соответствующих международных правовых инструментов. Ближе всего для настоящего дела подходит текст Конвенции МОТ 1958 года № 111 относительно дискриминации в области труда и занятий. В своем Общем обзоре 1996 года Комитет экспертов МОТ по применению конвенций и рекомендаций подтвердил свое толкование Конвенции № 111, описав примеры, взятые из национального законодательства. В отношении Германии позиция Комитета была следующей (§ 196):
"Комитет не согласен с доводом, что если лицо обвинялось в осуществлении политической деятельности в бывшей Германской Демократической Республике, чем более оно, ввиду осуществления соответствующих функций, идентифицировало себя с этим несправедливым режимом, тем более может быть инкриминировано этому лицу и тем менее обоснованным является то, чтобы лицо занимало должность в действующих органах власти".
Более подходяще, однако, Комитет выразил удовлетворение соблюдением судами Германии принципа соразмерности в делах, в которых гражданские служащие оспаривали их увольнение (см. § 3 Отдельного заключения по Германии относительно соблюдения Конвенции № 111 за 2000 год).
Обзор 1996 года содержит похожие положения национального законодательства ряда других европейский государств.
В Болгарии статья 9 переходных и заключительных положений Закона 1992 года о банковской и кредитной деятельности (Banks and Credit Activity Act) лишила лиц, сотрудничавших с прежним режимом, занимая ряд должностей, права работать в банках. Конституционный Суд Болгарии указал в 1992 году, что эти положения нарушали Конституцию Болгарии и Конвенцию МОТ № 111.
В бывшей Чехословакии так называемый Мониторинговый закон (Screening Act) был принят в 1991 году, лишивший лиц, работавших при прежнем режиме в определенных должностях, права работать в гражданской службе и в некоторых областях частного сектора. Этот Закон был признан неконституционным Конституционным Судом Словакии в 1996 году, который далее признал его не соответствующим Конвенции № 111. Однако он продолжал действовать в Чехии, пока Комитет экспертов МОТ по применению конвенций и рекомендаций не убедил власти Чехии уделить должное внимание принципу соразмерности в применении Закона.
В Латвии Закон о государственной гражданской службе 2000 года и Закон о полиции 1999 года запрещают работать в соответствующих органах лицам, работавшим в советских спецслужбах или сотрудничавшим с ними. В 2003 году Комитет экспертов МОТ по применению конвенций и рекомендаций выразил свое неудовлетворение указанными положениями законодательства в следующей форме:
"6. Комитет повторяет, что требования политического характера могут предъявляться к конкретной работе, но для обеспечения того, чтобы они не противоречили Конвенции, они должны быть ограничены характеристиками конкретной должности и быть соразмерными трудовым требованиям. Комитет отмечает, что выше установлены исключения положениями о проверке, применяемой широко ко всем должностям гражданской службы и полиции, а не к особой работе, функциям или задачам. Комитет обеспокоен, что эти положения, как представляется, выходят за пределы оправданных исключений в отношении конкретной работы, основанных на ее неотъемлемых требованиях, как это установлено в пункте 2 статьи 1 Конвенции. Комитет призывает, чтобы меры не были дискриминационными в соответствии со статьей 4, это должны быть меры, воздействующие на лицо, в случае обоснованного подозрения или доказанного факта его участия в действиях, наносящих вред безопасности государства. Статья 4 Конвенции не исключает определения дискриминационных мер, принятых по основанию членства в конкретной группе или общине. Комитет также отмечает, что в случаях, когда лицо предположительно обоснованно подозревается в совершении действий, наносящих вред безопасности государства, или участвовало в них, соответствующее лицо должно иметь право обжаловать ограничение в компетентном органе в соответствии с национальной практикой.
7. В свете вышеуказанного Комитет расценивает лишение права претендовать на должность государственной гражданской службы или полиции как недостаточно хорошо определенным и ограниченным, чтобы оно не представляло собой дискриминацию в области труда и занятий, основанную на политическом мнении...".
ПРАВО
I. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции,
взятой отдельно и в совокупности со статьей 14 Конвенции
33. Заявители утверждали, что существующий ныне запрет на основании статьи 2 Закона о КГБ на их трудоустройство в ряде сфер частного сектора нарушал статью 8 Конвенции, взятую отдельно и в совокупности со статьей 14 Конвенции.
Статья 8 Конвенции гласит:
"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.
2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случая, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".
Статья 14 Конвенции гласит:
"Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам".
34. Власти Литвы утверждали, что статья 8 Конвенции не применима в настоящем деле, поскольку эта норма не гарантирует право сохранять работу или выбирать профессию. Далее они утверждали, что, в любом случае, применение Закона о КГБ к заявителям служило законной цели защиты национальной безопасности и было необходимо в демократическом обществе. По мнению властей Литвы, Закон о КГБ устанавливает не более чем оправданные меры проверки безопасности, направленные на предотвращение того, чтобы бывшие сотрудники иностранной спецслужбы работали не только на государственной службе, но и в других сферах деятельности, важных для национальной безопасности государства. Закон о КГБ сам по себе не предусматривает коллективной ответственности всех бывших сотрудников КГБ без исключения. Он предусматривает индивидуальные ограничения на перспективы трудоустройства путем закрепления "перечня" должностей в бывшем КГБ, на которые предписывается накладывать ограничения согласно статье 2 Закона о КГБ (см. выше § 27). Тот факт, что заявителям не были предоставлены никакие исключения, предусмотренные статьей 3 Закона о КГБ, свидетельствует о том, что существует хорошо обоснованное подозрение, что заявители не лояльны к литовскому государству. Учитывая это, не все бывшие сотрудники КГБ оказались затронуты Законом о КГБ, следовательно, статья 14 Конвенции неприменима. Соответственно, не имело места нарушение статьи 8 Конвенции, взятой отдельно или в совокупности со статьей 14 Конвенции.
35. Заявители не согласились с доводами властей Литвы. Они утверждали, в частности, что лишены возможности искать работу в разнообразных областях частного сектора до 2009 года на основании их статуса бывших сотрудников КГБ. Заявители утверждали, что им не было предоставлено возможности по Закону о КГБ ни представлять их персональные дела для оценки и установления их лояльности государству, ни избежать применения к ним трудовых ограничений, определенных статьей 3 Закона. В частности, первый заявитель подчеркивал, что ушел из КГБ в 1986 году, а второй заявитель, что он ушел в 1990 году, соответственно за 13 и 9 лет до вступления в силу Закона о КГБ. Более того, первый заявитель утверждал, что позже он активно участвовал в различных действиях в поддержку независимости Литвы. Со своей стороны, второй заявитель утверждал, что был награжден, будучи прокурором, за его работу по расследованию различных преступлений, включая преступления против государства. Однако ни один из этих фактов не был исследован национальными судами, которые наложили ограничения на их будущее трудоустройство исключительно на основании их бывшей работы в КГБ. Наконец, заявители утверждали, что как результат негативной публичности, вызванной принятием Закона о КГБ и его применения к ним, они стали испытывать ежедневные трудности по причине своего прошлого.
A. Объем жалоб заявителей
36. Европейский суд отметил, что жалобы заявителей по статье 8 Конвенции, взятой отдельно или в совокупности со статьей 14 Конвенции, не затрагивают их увольнения с их бывшей работы, соответственно, налогового инспектора и прокурора. Более того, эта часть жалобы не направлена против невозможности для них работать государственными служащими. Жалобы заявителей по статье 8 Конвенции, взятой отдельно и в совокупности со статьей 14 Конвенции, затрагивают только запрет, наложенный на них до 2009 года, работать в различных сферах частного сектора. Этот запрет, действующий с 1999 года, относится к следующим видам деятельности в частном секторе в соответствии со статьей 2 Закона о КГБ: "юристы и нотариусы, служащие банков и иных кредитных учреждений, в стратегических экономических проектах, в охранных компаниях (структурах), в других компаниях (структурах), оказывающих детективные услуги, в системах связи или в системе образования в качестве учителей, преподавателей или руководителей институтов[;]... работу, требующую владения оружием".
37. Заявители утверждали, что трудовые ограничения были наложены на них на основании их бывшей работы в КГБ. Они по существу указывали на дискриминацию по этому основанию. Поэтому Европейский суд, прежде всего, рассмотрит их жалобы на основании статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции, а затем рассмотрит их жалобы в свете статьи 8 Конвенции, взятой отдельно.
B. Применимость статьи 14 Конвенции
38. Европейский суд напомнил, что статья 14 Конвенции защищает лиц от различного обращения в одинаковых ситуациях без обоснования этого при осуществлении ими своих конвенционных прав и свобод. Это положение не существует само по себе, поскольку оно действует только в отношении прав и свобод, гарантированных другими материальными положениями Конвенции и Протоколов к ней. Однако применение статьи 14 Конвенции не означает нарушение одного или нескольких таких положений, и в этой степени она автономна. Для того чтобы статья 14 Конвенции стала применима, достаточно, чтобы факты по делу подпадали под действие другого материального положения Конвенции или Протоколов к ней (см., mutatis mutandis Постановление Европейского суда по делу "Инце против Австрии" (Inze v. Austria) от 28 октября 1987 г., Series A, № 126, § 36).
39. Поэтому для того, чтобы определить, применима ли статья 14 Конвенции в настоящем деле, Европейский суд рассмотрит, прежде всего, подвергались ли заявители особому обращению, и если это так, подпадают ли факты по делу под действие статьи 8 Конвенции.
1. Имело ли место различное обращение
40. Европейский суд отметил, что, по мнению властей Литвы, факт работы заявителей в КГБ в прошлом не может служить основанием применения статьи 14 Конвенции, поскольку не все бывшие сотрудники КГБ были подвергнуты ограничениям по Закону о КГБ. Власти Литвы утверждали, что основаниям для принятия Закона о КГБ и наложения на заявителей трудовых ограничений была нелояльность к государству со стороны бывших сотрудников КГБ. Европейский суд отметил, что Закон о КГБ ограничивает перспективы трудоустройства не для всех бывших сотрудников советских спецслужб. Во-первых, только лица, занимавшие должности, перечисленные в Перечне от 26 января 1999 г., рассматривались как имеющие статус "бывшего сотрудника КГБ" (см. выше § 27). Во-вторых, даже те лица, которые, казалось бы, должны были получить такой статус, могли воспользоваться привилегиями амнистии по статье 3 Закона о КГБ, если они занимались только уголовными, а не политическими, расследованиями во время своей службы в КГБ (см. выше § 24). В-третьих, существовал вариант обращения в специальную Президентскую комиссию в трехмесячный период после вступления Закона о КГБ в силу 1 января 1999 г. с просьбой, чтобы комиссия, применив свою свободу усмотрения, освободила их от ограничений, которые могут быть наложены (см. выше § 24). Наконец, из материалов дела следует, что при рассмотрении настоящего дела национальные суды приняли во внимание, что заявители были информаторами литовских властей сразу после объявления о независимости Литвы в 1990 году как возможное основание освобождения их от трудовых ограничений, наложенных на них (см. выше § 22).
41. Однако остается фактом, что заявители подверглись обращению, иному, чем другие жители Литвы, которые не работали в КГБ и которые в результате не имели ограничений, наложенных на них в их выборе рода профессиональной деятельности. Кроме того, с точки зрения довода властей Литвы, согласно которому целью Закона о КГБ было регулирование трудовых перспектив лиц на основании их лояльности или нелояльности государству, также имело место различие в обращении с заявителями и другими лицами по этому основанию. По мнению Европейского суда, это надлежащее сравнение в настоящем деле для целей статьи 14 Конвенции.
2. Подпадают ли обжалуемые факты под
действие статьи 8 Конвенции
42. Остается рассмотреть, является ли невозможность для заявителей заниматься рядом видов деятельности в частном секторе в соответствии со статьей 2 Закона о КГБ вмешательством в их "частную жизнь", защищаемую статьей 8 Конвенции.
43. Европейский суд в ряде дел установил, что "частная жизнь" является широким понятием, не поддающимся исчерпывающему определению (см. Постановление Европейского суда по делу "Пек против Соединенного Королевства" (Peck v. United Kingdom), жалоба № 44647/98, § 57). Тем не менее, отмечалось, что статья 8 Конвенции защищает моральную и физическую неприкосновенность лица (см. Постановление Европейского суда по делу "X. и Y. против Нидерландов" (X. and Y. v. Netherlands) от 26 марта 1985 г., Series A, № 91, § 22 - 27), включая право жить частным образом, без нежелательного внимания. Она также гарантирует лицу сферу, в которой оно может свободно стремиться к развитию и реализовать его или ее индивидуальность (см. Доклад Европейской комиссии по делу "Брюггеман и Шойтен против Германии" (Bruggeman and Scheuten v. Germany) от 12 июля 1977 г., жалоба № 6959/75, Decisions and Reports 10, p. 115, § 55).
44. В своем Постановлении по делу "Нимитц против Германии" (Niemietz v. Germany) от 16 декабря 1992 г. (Series A, № 251-B, § 29) Европейский суд указал в отношении выражения "частная жизнь":
"Было бы слишком строго ограничить ее интимным кругом, где каждый может жить своей собственной личной жизнью, как он предпочитает, и тем самым полностью исключить внешний мир из этого круга. Уважение личной жизни должно также включать в себя, до некоторой степени, право устанавливать и развивать отношения с другими людьми.
Более того, как представляется, нет принципиальных оснований, чтобы такое понимание "личной жизни" исключало деятельность профессионального и делового характера; именно в своей работе большинство людей имеют значительное, если не наибольшее, количество шансов развивать отношения с внешним миром. Эта точка зрения подтверждается тем фактом,... что не всегда возможно четко разграничить, какая деятельность человека составляет часть его профессиональной или деловой жизни. Таким образом, особенно в случае, когда лицо имеет гуманитарную профессию, его работа в таком контексте может стать неотъемлемой частью его жизни до такой степени, что становится невозможным определить, в качестве кого он действует в данный момент времени".
45. В более позднем деле "Смирновы против Российской Федерации" (Smirnova v. Russia) (см. Постановление Европейского суда, жалобы № 46133/99 и 48183/99, § 96 - 97, ECHR 2003) Европейский суд исследовал воздействие на "частную жизнь" заявителя изъятием властями официального документа (внутреннего паспорта), даже хотя ни о каком конкретном вмешательстве как результате такого изъятия заявителем не утверждалось. Европейский суд установил, что отсутствие паспорта само по себе вызывает ряд ежедневных неудобств, взятых в совокупности, поскольку заявителю нужен паспорт при осуществлении таких бытовых задач, как обмен валюты или покупка билетов на поезд. Также было отмечено, в частности, что паспорт требовался заявителю для более значительных нужд, таких, как поиск работы или получение медицинской помощи. Европейский суд пришел к выводу, что изъятие паспорта в деле "Смирновы против Российской Федерации" представляет собой продолжающееся вмешательство в "частную жизнь" заявителя.
46. Европейский суд также установил, что отсутствие доступа к гражданской службе само по себе не может быть основанием для обжалования в соответствии с Конвенцией (см. Постановление Европейского суда по делу "Глазенапп против Германии" (Glasenapp v. Germany) от 28 августа 1986 г., Series A, № 104, § 49; и Постановление Европейского суда по делу "Козик против Германии" (Kosiek v. Germany) от 28 августа 1986 г., Series A, № 105, § 35); вышеуказанный принцип был также повторен в Постановлении Большой палаты Европейского суда по делу "Фогт против Германии" (Vogt v. Germany) от 26 сентября 1995 г., Series A, № 323, § 43 - 44. В Постановлении Большой палаты по делу "Тлимменос против Греции" (Thlimmenos v. Greece) (жалоба № 34369/97, § 41, ECHR 2000-IV), в котором заявителю было отказано в регистрации общественным бухгалтером из-за прежних убеждений, Европейский суд также указал, что право выбирать конкретную профессию как таковое Конвенцией не гарантировано.
47. Тем не менее, отдавая должное, в частности, идеям, в настоящее время преобладающим в демократических государствах, Европейский суд счел, что широкий запрет занимать должность в частном секторе затрагивает "частную жизнь". Он придает особый вес в связи с этим тексту пункта 2 статьи 1 Европейской социальной хартии и его толкованию, данному Европейским комитетом по социальным правам (см. выше § 31), а также текстам, принятым МОТ (см. выше § 32). Далее Европейский суд напомнил, что не существует четкого разграничения сферы экономических и социальных прав и области, охваченной Конвенцией (см. Постановление Европейского суда по делу "Эйри против Ирландии" (Airey v. Ireland) от 9 октября 1979 г., Series A, № 32, § 26).
48. Возвращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский суд отметил, что в результате применения статьи 2 Закона о КГБ к заявителям им было запрещено с 1999 по 2009 год заниматься профессиональной деятельностью в различных сферах частного сектора по причине их статуса "бывших сотрудников КГБ" (см. выше § 27). Вероятно, запрет не затронул возможности заявителей заниматься некоторыми видами профессиональной деятельности. Однако запрет затронул возможность заявителей развивать отношения с внешним миром в весьма значительной степени и создал серьезные трудности для них в отношении их возможности зарабатывать на жизнь, что явно отразилось на их возможности пользоваться правом частной жизни.
49. Европейский суд также отметил довод заявителей, согласно которому в результате публичности, обусловленной принятием Закона о КГБ и его применения к ним, они стали испытывать ежедневные трудности по причине своей прошлой деятельности. Европейский суд согласен, что заявители продолжают быть обременены статусом "бывших сотрудников КГБ" и что этот факт сам по себе может рассматриваться как преграда в установлении контактов с внешним миром, независимо от того, связан ли он с работой или с чем-то другим, и что эта ситуация, несомненно, затрагивает более чем просто их репутацию; такой статус также затрагивает их право на "частную жизнь". Европейский суд согласен, что статья 8 Конвенции не может служить основанием для подачи жалобы на утрату репутации, которая стала результатом предсказуемых последствий чьих-то действий, таких, например, как совершение уголовного преступления. Более того, в значительный промежуток времени, который прошел между распадом бывшего Советского Союза (и последующими политическими изменениями в Литве) и вступлением в силу оспариваемого законодательства в 1999 году, обоснованно можно было предположить, что заявители не могли предугадать последствий, которые повлечет для них их бывшая работа в КГБ. В любом случае, в настоящем деле для заявителей на кону стоит больше, чем просто защита их доброго имени. Они отмечены в глазах общества по причине их бывшего сотрудничества с режимом тирании. Поэтому с учетом широких рамок трудовых ограничений, которым подверглись заявители, Европейский суд счел, что возможный ущерб их нормальной личной жизни должен быть принят как существенный фактор при определении того, подпадают ли обжалуемые факты под действие статьи 8 Конвенции.
50. В свете изложенного Европейский суд счел, что обжалуемый запрет затрагивал в значительной степени возможность заявителей заниматься различными профессиями и что от этого был побочный эффект на их возможность пользоваться своим правом на "частную жизнь" по смыслу статьи 8 Конвенции. Следовательно, статья 14 Конвенции, взятая в совокупности со статьей 8 Конвенции, применима к обстоятельствам настоящего дела.
C. Соблюдение статьи 14 Конвенции
51. В соответствии с прецедентным правом Европейского суда разница в обращении является дискриминационной, если для нее нет "объективных и обоснованных оправданий", то есть, если оно не преследует "законную цель" или нет "обоснованной соразмерности взаимосвязи между используемыми методами и преследуемой целью" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Инце против Австрии", § 41).
52. Европейский суд счел, что, в принципе, государства имеют законный интерес в регулировании трудовых условий на государственной службе и в частном секторе. В этом отношении он напомнил, что Конвенция не гарантирует как таковое право иметь доступ к конкретной профессии (см., mutatis mutandis, упоминавшееся выше Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Фогт против Германии", § 43; и упоминавшееся выше Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Тлимменос против Греции", § 41). В более поздних Решениях по делам "Фолькмер против Германии" (Volkmer v. Germany) (жалоба № 39799/98) и "Петерсен против Германии" (Petersen v. Germany) (жалоба № 39793/98) от 22 ноября 2001 г. Европейский суд также установил в контексте статьи 10 Конвенции, что демократическое государство имеет законный интерес в требовании к гражданским служащим продемонстрировать лояльность к конституционным принципам, на которых основано общество.
53. Европейский суд отметил Решение Конституционного Суда Литвы от 4 марта 1999 г., согласно которому ограничения по трудоустройству, предусмотренные Законом о КГБ для бывших сотрудников КГБ, имели своей целью обеспечение защиты национальной безопасности и надлежащего функционирования образовательной и финансовой систем (см. выше § 28). В обоснование этого запрета в Европейском суде власти Литвы утверждали, что основанием наложения трудовых отграничений по Закону о КГБ было не прошлое заявителей как таковое, а их нелояльность государству, доказательством чего является их бывшая работа в КГБ.
54. Европейский суд в связи с этим должен учитывать опыт Литвы под советским управлением, которое завершилось с объявлением независимости в 1990 году. Заявители не оспаривали, что деятельность КГБ противоречила принципам, гарантированным Конституцией Литвы или Конвенции. Литва желала избежать повторения ее прошлого опыта, обретя свое государство, inter alia с верой, что будет существовать демократическая возможность защитить себя. В связи с этим также необходимо отметить, что системы, аналогичные той, что закреплена в Законе о КГБ, ограничивающие трудовые права бывших агентов или активных сотрудников бывшего режима, были установлены в ряде государств-участников, которые удачно избавились от тоталитарного правления (см. выше § 30 - 32).
55. В свете изложенного Европейский суд согласен, что ограничение трудовых прав заявителей по Закону о КГБ и, следовательно, обращение с ними, отличное от обращения с другими, преследовали законные цели защиты национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, а также прав и свобод других (см., mutatis mutandis, Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Реквеньи против Венгрии" (Rekvenyi v. Hungary), жалоба № 25390/94, § 41, ECHR 1999-III).
56. Остается установить, являлось ли обжалуемое различие соразмерной мерой. Принципиальный довод заявителей в Европейском суде состоял в том, что ни Закон о КГБ, ни национальные процедуры по их делам не установили их действительную лояльность литовскому государству. Они утверждали, что обжалуемые ограничения были наложены отвлеченно и что они были наказы только на основании их статуса бывших сотрудников КГБ, без учета особенностей их дел. По следующим причинам, однако, Европейский суд не счел необходимым делать вывод по вопросу, была ли заявителям предоставлена возможность представлять доказательства их лояльности государству и была ли их нелояльность действительно доказана.
57. Даже если предположить, что их нелояльность была неоспорима, необходимо отметить, что возможности трудоустройства заявителей были ограничены не только на государственной службе, но также и в различных областях частного сектора. Европейский суд напомнил, что требование лояльности работников к государству является неотъемлемым условием работы в государственных органах, отвечающих за защиту и обеспечение общих интересов. Однако такое требование не является необходимым в случае работы в частной компании. Хотя экономическая деятельность участников частного сектора, несомненно, затрагивает и способствует функционированию государства, они не являются депозитариями суверенной власти, которой наделено государство. Более того, частные компании могут законно заниматься деятельностью, особенно финансовой и экономической, которая конкурирует с задачами, закрепленными за государственными органами или государственными компаниями.
58. По мнению Европейского суда, наложенные государством ограничения на возможность лица получить работу в частной компании по причине отсутствия лояльности государству не могут быть оправданы с точки зрения Конвенции таким же образом, как ограничения на поиск работы на государственной службе, невзирая на важность частных компаний для экономики государства, политических интересов или интересов безопасности.
59. Более того, при решении, были ли принятые меры соразмерны, Европейский суд не может не обратить внимание на двусмысленность Закона о КГБ, с одной стороны, вопрос об отсутствии лояльности бывших сотрудников КГБ, таких, как заявители (было ли оно установлено на основании только их прошлого в КГБ или было надлежащим образом доказано фактами), а, с другой стороны, необходимость применять ограничения по трудоустройству на ряд работ в частном секторе. В частности, в статье 2 Закона о КГБ очень лаконично перечисляются виды деятельности в частном секторе, которыми заявители как лица, подозреваемые в отсутствии лояльности, не могут заниматься (см. выше § 24 и 40). Однако за исключением ссылок на "адвокатов" и "нотариусов", Закон о КГБ не содержит определения конкретных работ, функций или задач, которые заявителям запрещено осуществлять. В результате, невозможно выявить какую-либо обоснованную связь между рассматриваемыми положениями и законными целями, которые преследует запрет занимать соответствующие должности. По мнению Европейского суда, такая законодательная схема должна рассматриваться как не имеющая достаточных гарантий для предупреждения дискриминации, а также гарантий адекватной и надлежащей судебной проверки наложения таких ограничений (см., inter alia, заключение относительно доступа к государственной службе, вынесенное в отношении аналогичного законодательства Латвии Комитетом экспертов МОТ по применению конвенций и рекомендаций, на которое содержится ссылка выше в § 32).
60. Наконец, Европейский суд отметил, что Закон о КГБ вступил в силу в 1999 году, то есть почти спустя 10 лет после объявления Литвой своей независимости 11 марта 1990 г.; иными словами, ограничения профессиональной деятельности заявителей были наложены на них, соответственно, спустя 13 и 9 лет после их увольнения из КГБ. Тот факт, что Закон о КГБ был отсрочен во времени, хотя это само по себе не является решающим, может, тем не менее, быть рассмотрен относительно общей оценки соразмерности принятых мер.
61. В свете изложенного Европейский суд пришел к выводу, что запрет заявителям получить работу в различных сферах частного сектора на основании статьи 2 Закона о КГБ является несоразмерной мерой, даже с учетом законности целей, преследуемых этим запретом.
62. Таким образом, имело место нарушение статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции.
D. Жалоба заявителей по статье 8 Конвенции, взятой отдельно
63. Европейский суд счел, что поскольку он установил нарушение статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции, нет необходимости также рассматривать, имело ли место нарушение статьи 8 Конвенции, взятой отдельно.
II. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции,
взятой отдельно и в совокупности со статьей 14 Конвенции
64. Заявители жаловались на то, что их увольнение с работы в государственных учреждениях, а также иные ограничения, наложенные на их поиски работы, нарушали статью 10 Конвенции, взятую в совокупности со статьей 14 Конвенции.
Статья 10 Конвенции гласит:
"1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия".
65. Власти Литвы утверждали, что статья 10 Конвенции не применима в настоящем деле. В любом случае они заявили, что применение Закона о КГБ к заявителям служило законной цели защиты национальной безопасности и было необходимо в демократическом обществе в связи с нелояльностью заявителей государству. Заявители не были наказаны за их взгляды, как за нынешние, так и за те, которые они могли иметь в прошлом. Закон о КГБ не устанавливает коллективную ответственность для всех бывших сотрудников КГБ без исключения. Тот факт, что к заявителям не были применены исключения по статье 3 Закона о КГБ, свидетельствует, что имело место достаточно обоснованное подозрение, что заявители не были лояльны литовскому государству. Соответственно, отсутствовало нарушение статьи 10 Конвенции, взятой отдельной или в совокупности со статьей 14 Конвенции.
66. Заявители не согласились с доводами властей Литвы. В частности, они утверждали, что потеряли свою работу и были лишены любой возможности найти подходящую работу по причине их прошлых взглядов, которые отразились в факте их работы в КГБ. Их собственная лояльность литовскому государству ни разу не выяснялась в ходе национальных процедур; они также не имели возможности представить доводы национальным судам в подтверждение их лояльности. Закон о КГБ произвольно и коллективно наказал всех бывших сотрудников КГБ, независимо от их личной биографии. Их увольнение в данных обстоятельствах было несоразмерным цели достижения какого-либо общественного интереса, которая могла преследоваться Законом о КГБ. Во время своей работы налоговым инспектором и прокурором, соответственно, они были лояльны идее независимости Литвы и национальным принципам, закрепленным в Конституции Литвы. Заявители сделали вывод, что их увольнение с работы и нынешний запрет устраиваться на работу в различные публичные и частные организации нарушили статьи 10 и 14 Конвенции.
67. Вопрос о применимости статьи 10 Конвенции оспаривался сторонами. Европейский суд напомнил в этом отношении, что отсутствие доступа к гражданской службе как таковое не может служить основанием для обращения с жалобой в соответствии с Конвенцией (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Глазенапп против Германии", § 49; упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Козик против Германии", § 35; вышеуказанный принцип также был повторен в упоминавшемся выше Постановлении Большой палаты Европейского суда по делу "Фогт против Германии", § 43 - 44). В упоминавшемся выше Постановлении Большой палаты по делу "Тлимменос против Греции", в котором заявителю было отказано в регистрации общественным бухгалтером из-за прежних убеждений, Европейский суд также указал, что право выбирать конкретную профессию как таковое Конвенцией не гарантировано (там же, § 41).
68. Следует отметить, что Европейский суд также указывал, что увольнение гражданских служащих или государственных должностных лиц по политическим мотивам может быть основанием для подачи жалобы по статье 10 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Фогт против Германии"; а также упоминавшееся выше Решение Европейского суда по делу "Фолькмер против Германии" и упоминавшееся выше Решение Европейского суда по делу "Петерсен против Германии"). Европейский суд отметил, однако, что трудовые ограничения, наложенные на заявителей в этих делах, связаны с их специфической деятельностью как членов коммунистической партии в Западной Германии (см. упоминавшееся выше Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Фогт против Германии") или как сторонников режима в бывшей Германской Демократической Республике (см. упоминавшееся выше Решение Европейского суда по делу "Фолькмер против Германии" и упоминавшееся выше Решение Европейского суда по делу "Петерсен против Германии").
69. Напротив, в настоящем деле оба заявителя пострадали от трудовых ограничений не в результате исхода обычных процессов по трудовому праву, а в результате применения к ним специального национального законодательства, которое устанавливает особые меры на основании их бывшей работы в КГБ. Учитывая решения, вынесенные по их делам национальными судами, очевидно, что национальные суды занимались исключительно установлением природы бывшей работы заявителей в КГБ, а не рассмотрением конкретных обстоятельств дела каждого из заявителей, например, того, какие взгляды у них были и какие взгляды они выражали во время или после их работы в КГБ.
70. Кроме того, в вышеупомянутых делах против Германии вмешательство в право, гарантированное статьей 10 Конвенции, было признано в результате того факта, что те заявители были уволены с работы учителями, которая по своей природе включает в себя ежедневную передачу идей и информации. Европейский суд не убежден, что увольнение заявителей с их должностей налогового инспектора и прокурора, соответственно, или их предполагаемая неспособность найти работу по линии их институтской специализации в качестве спортивного инструктора и юриста, соответственно, влияет на их способность выражать свои взгляды или мнения в таком объеме, как в вышеупомянутых делах против Германии.
71. Европейский суд поэтому не усмотрел, что наложение трудовых ограничений на заявителей по Закону о КГБ представляло собой вмешательство в их право на свободу выражения мнения. Следовательно, статья 10 Конвенции не применима в настоящем деле.
72. В том объеме, в каком жалоба заявителей относится к статье 14 Конвенции, Европейский суд напомнил, что это положение не имеет самостоятельного существования, поскольку оно имеет силу только в отношении прав и свобод, гарантированных другими материальными положениями Конвенции и Протоколов к ней. Однако применение статьи 14 Конвенции не предполагает наличия нарушения одного или более таких положений, и в этой степени она автономна. Для того чтобы статья 14 Конвенции стала применима, достаточно, чтобы материалы дела подпадали под действие другого материального положения Конвенции или Протоколов к ней (см. упоминавшееся выше Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Тлимменос против Греции", § 40). Поскольку Европейский суд установил, что статья 10 Конвенции не применима в настоящем деле, то невозможно применение статьи 14 Конвенции в связи с жалобами заявителей по статье 10 Конвенции.
73. Таким образом, нарушение статьи 10 Конвенции, взятой отдельно или в совокупности со статьей 14 Конвенции, места не имело.
III. Применение статьи 41 Конвенции
74. Статья 41 Конвенции гласит:
"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".
A. Ущерб
75. Первый заявитель потребовал присудить ему 257154 лита (примерно 74365 евро) в качестве компенсации ущерба, причиненного в результате наложения на него ограничений по трудоустройству по Закону о КГБ. Он также потребовал присудить ему 500000 литов (примерно 144592 евро) в качестве компенсации морального вреда.
76. Второй заявитель потребовал присудить ему 201508,54 лита (примерно 58273 евро) в качестве компенсации материального ущерба и 75000 литов (примерно 21689 евро) в качестве компенсации морального вреда.
77. Власти Литвы сочли эти требования чрезмерными.
78. Европейский суд напомнил, что он установил нарушение статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции, в отношении ограничений на трудоустройство, которые были наложены на заявителей по Закону о КГБ. В связи с этим он счел, что заявители имеют право на компенсацию в определенном размере материального ущерба и морального вреда. Исходя из принципа справедливости, Европейский суд присудил каждому из заявителей по 7000 евро.
B. Судебные расходы и издержки
79. Первый заявитель потребовал присудить ему 40000 литов (примерно 11567 евро) в качестве компенсации его расходов и издержек в ходе разбирательства в конвенционных органах. Второй заявитель потребовал присудить ему 31860 литов (примерно 9213 евро).
80. Власти Литвы сочли эти требования чрезмерными.
81. В соответствии с прецедентным правом Европейского суда компенсация судебных расходов и издержек может быть присуждена по статье 41 Конвенции, если установлено, что они являлись действительными, были понесены по необходимости и были разумны в своем размере. Кроме того, судебные расходы подлежат возмещению, только если они связаны с установленным нарушением (см. Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Бывший Король Греции и другие против Греции" (Former King of Greece and Others v. Greece) (справедливая компенсация), жалоба № 25701/94, § 105).
82. Европейский суд отметил, что заявителям была предоставлена правовая помощь по схеме оказания правовой помощи Европейским судом, согласно которой адвокату первого заявителя была выплачена сумма в 2318,63 евро, а адвокату второго заявителя - сумма в 2225,95 евро для представления доводов заявителей и дополнительных комментариев, участия адвокатов в слушаниях и проведения переговоров по вопросу о заключении мирового соглашения.
83. Исходя из принципа справедливости, Европейский суд присудил каждому из заявителей по 5000 евро в качестве компенсации судебных расходов и издержек за вычетом сумм, предоставленных Европейским судом в качестве правовой помощи (соответственно, 2318,63 евро и 2225,95 евро). Следовательно, Европейский суд присудил окончательную сумму в 2681,37 евро первому заявителю и 2774,05 евро второму заявителю в качестве компенсации судебных расходов и издержек.
C. Процентная ставка при просрочке платежей
84. Европейский суд счел, что процентная ставка при просрочке платежей должна быть установлена в размере предельной годовой процентной ставки по займам Европейского центрального банка плюс три процента.
НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД:
1) постановил пятью голосами против двух, что имело место нарушение статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции;
2) постановил пятью голосами против двух, что нет необходимости отдельно рассматривать вопрос в свете статьи 8 Конвенции;
3) единогласно постановил, что нарушение статьи 10 Конвенции, взятой отдельно или в совокупности со статьей 14 Конвенции, места не имело;
4) постановил пятью голосами против двух,
a) что государство-ответчик должно в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить:
i) по 7000 (семь тысяч) евро каждому заявителю в качестве компенсации материального ущерба и морального вреда;
ii) 2681 (две тысячи шестьсот восемьдесят один) евро 37 центов первому заявителю в качестве компенсации судебных расходов и издержек;
iii) 2774 (две тысячи семьсот семьдесят четыре) евро 5 центов второму заявителю в качестве компенсации судебных расходов и издержек;
iv) сумму любого налога, который может быть начислен на присужденные суммы; эти суммы подлежат переводу в национальную валюту государства-ответчика по курсу на день выплаты;
b) что по истечении указанного трехмесячного срока и до произведения окончательной выплаты на указанные суммы начисляются простые проценты в размере предельной годовой ставки по займам Европейского центрального банка плюс три процента;
5) единогласно отклонил остальные требования заявителей о справедливой компенсации.
Совершено на английском языке, и уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 27 июля 2004 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.
Председатель Палаты
Лукис ЛУКАИДЕС
Секретарь Секции Суда
Салли ДОЛЛЕ
В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда к настоящему Постановлению прилагаются следующие особые мнения:
a) частично совпадающее с мнением большинства мнение судьи А. Муларони;
b) частично особое мнение судьи Л. Лукаидеса;
c) частично особое мнение судьи В. Томассен.
Л.Л.
С.Д.
ЧАСТИЧНО СОВПАДАЮЩЕЕ С МНЕНИЕМ БОЛЬШИНСТВА
МНЕНИЕ СУДЬИ А. МУЛАРОНИ
Я бы предпочел, чтобы Европейский суд рассмотрел жалобы заявителей по статье 8 Конвенции, взятой отдельно, и сделал вывод, что нет необходимости выносить решение по их жалобам по статье 14 Конвенции, взятой в совокупности со статье 8 Конвенции. Однако я согласился проголосовать с большинством, поскольку я счел важным постановить, что статья 8 Конвенции была нарушена в настоящем деле.
Я полностью разделяю позицию, изложенную в § 52 - 61 Постановления.
Однако я не согласен с позицией, изложенной в § 49.
Я полагаю, что довод заявителей, что из-за публичности, причиной которой стало принятие Закона о КГБ 16 июля 1998 г. и его применение к ним, они стали испытывать ежедневные трудности в результате их прошлой деятельности, не заслуживает внимания Европейского суда. Заявители работали в КГБ, и они никогда не оспаривали, что деятельность КГБ противоречила принципам, гарантированным Конституцией Литвы или Конвенцией (см. § 54 Постановления). Европейский суд признал, что ограничение возможностей заявителей по трудоустройству в соответствии с обжалуемым Законом преследовало законные цели защиты национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, а также прав и свобод других (см. § 55 Постановления).
Каждый должен принимать последствия его/ее действий в жизни, и тот факт, что заявители по-прежнему обременены статусом "бывших сотрудников КГБ", на мой взгляд, совершенно не связан с вопросом о применимости (и нарушении) статьи 8 Конвенции. Довод о том, что они заклеймены обществом по причине их бывшего сотрудничества с тоталитарным режимом, по моему мнению, не имеет ничего общего с ответственностью государства за нарушение статьи 8 Конвенции.
Я также полагаю, что довод о том, что заявители не могли предвидеть последствия своей работы в КГБ, также не имеет отношения к вопросу о применимости (и нарушении) статьи 8 Конвенции. Если согласиться с таким доводом, то любое действие, даже самое предосудительное, совершенное диктатором, когда он находится у власти, может служить основанием для признания нарушения Конвенции после установления демократического режима. В связи с этим следует обратить внимание на норму, установленную статьей 17 Конвенции, согласно которой "ничто в настоящей Конвенции не может толковаться как означающее, что какое-либо государство, какая-либо группа лиц или какое-либо лицо имеет право заниматься какой бы то ни было деятельностью или совершать какие бы то ни было действия, направленные на упразднение прав и свобод, признанных в настоящей Конвенции".
По моему мнению, решающим является то, что запрет на поиск работы в крайне значительной степени затронул возможность заявителей заниматься различной профессиональной деятельностью и, следовательно, затронул их право на уважение их частной жизни по смыслу статьи 8 Конвенции. Я согласен с большинством, что факт запрета заявителям поиска работы в различных сферах частного сектора в связи с законодательным запретом составляет несоразмерную меру, даже с учетом законности целей, преследуемых этим запретом. Этого самого по себе должно быть достаточно, чтобы позволить Европейскому суду сделать вывод, что в деле заявителей имело место нарушение статьи 8 Конвенции.
ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ Л. ЛУКАИДЕСА
Я не согласен с решением большинства, что статья 14 Конвенции применима в настоящем деле по следующим основаниям:
Прецедентным правом установлено, что статья 14 Конвенции защищает лиц, находящихся в "аналогичной" или "схожей" или "относительно похожей" ситуации (см. Постановление Европейского суда по делу "Маркс против Бельгии" (Marckx v. Belgium) от 13 июня 1979 г., Series A, № 31, § 32; Постановление Европейского суда по делу "Ван дер Мюсселе против Бельгии" (Van der Mussele v. Belgium) от 23 ноября 1983 г., Series A, № 70, § 46; Постановление Европейского суда по делу "Фредин против Швеции (№ 1)" (Fredin v. Sweden (No. 1) от 18 февраля 1991 г., Series A, № 192, § 60; Постановление Европейского суда по делу "Стаббингс и другие против Соединенного Королевства" (Stubbings and Others v. United Kingdom) от 22 октября 1996 г., Reports 1996-IV, § 72). Поэтому, как указано в прецедентном праве: "Поэтому чтобы разница в обращении свидетельствовала о нарушении данной статьи, должно быть установлено, inter alia, что положение предполагаемой жертвы может рассматриваться схожим с теми лицами, с которыми обращались лучшим образом" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Фредин против Швеции (№ 1)" и упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Стаббингс и другие против Соединенного Королевства").
При рассмотрении этого вопроса необходимо уделить внимание цели и результату применения оспариваемых закона или меры. Рассматриваемый Закон налагал ограничения на профессиональную деятельность лиц, которые в прошлом работали в КГБ, деятельность которого противоречила принципам, гарантированным Конституцией Литвы и Конвенцией. Целью Закона о КГБ была защита национальной безопасности, общественного порядка, а также прав и свобод других, во избежание повторения прошлого опыта через деятельность лиц, работавших на КГБ, подобной деятельности КГБ. Поэтому очевидно, что обжалуемые ограничения, установленные в обжалуемом Законе, были напрямую связаны со статусом бывших сотрудников КГБ, таких, как заявители.
Большинство пришло к выводу, что статья 14 Конвенции применима в настоящем деле, поскольку заявители подверглись иному обращению, чем другие жители Литвы, которые не работали в КГБ (см. выше § 41). Однако в свете вышесказанного, я не понимаю, как люди, которые не работали на КГБ, находятся в "аналогичной" или "схожей" или "относительно похожей" ситуации, как те, кто работал.
Хотя я считаю, что статья 14 Конвенции не применима в настоящем деле, я полагаю, что ограничения, наложенные на профессиональную деятельность заявителей, в свете обстоятельств дела, как они изложены в Постановлении, были такими обременительными и несоразмерными преследуемой цели, что они привели к необоснованному вмешательству в частную жизнь заявителей. Следовательно, я полагаю, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции.
ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ СУДЬИ В. ТОМАССЕН
Я голосовала против установленного большинством нарушения статьи 14 Конвенции, взятой в совокупности со статьей 8 Конвенции.
У меня есть некоторые вопросы при рассмотрении обоснованности мер, принятых в отношении бывших сотрудников КГБ, в понятии "дискриминация". Принцип недопущения дискриминации, как он определен в конституциях стран Европы и в международных договорах, ссылается, прежде всего, на отрицание возможностей на основании личных предпочтений, поскольку эти предпочтения должны уважаться как элементы личности, такие, как религия, политические убеждения, сексуальная ориентация и родовая принадлежность или, напротив, по основаниям персональных особенностей, в отношении которых никакой выбор не возможен вообще, таких, как пол, раса, нетрудоспособность и возраст.
Работа в КГБ, по моему мнению, не подходит ни под одну из этих категорий.
Хотя это и правда, что бывшие сотрудники КГБ подвергаются иному обращению, чем "другие жители Литвы, которые не работали в КГБ" (см. § 41 Постановления), это различие не подпадает в рамки статьи 14 Конвенции, поскольку оно относится к доступу к конкретным профессиям, а Конвенция не гарантирует право на свободный выбор профессии (см., mutatis mutandis, упоминавшееся выше Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Тлимменос против Греции", § 41).
Однако я согласна, что применение Закона, который сам по себе преследует законную цель, было такого общего характера, что это затронуло возможность заявителей развивать взаимоотношения с внешним миром, которая гарантирована статьей 8 Конвенции (см. Постановление Европейского суда по делу "Претти против Соединенного Королевства" (Pretty v. United Kingdom), жалоба № 2346/02, § 61, ECHR 2002-III), в значительной степени и поэтому представляло собой вмешательство в их частную жизнь. В свете обстоятельств настоящих жалоб, в частности того, что Закон был применен спустя несколько лет после того, как заявители уволились из КГБ, и спустя много лет после объявления независимости Литвы, без учета обстоятельств их конкретных дел, это вмешательство не может рассматриваться как соразмерное. Следовательно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции.
EUROPEA№ COURT OF HUMA№ RIGHTS
SECOND SECTION
CASE OF SIDABRAS AND {DZIAUTAS} v. LITHUANIA
(Applications Nos. 55480/00 and 59330/00)
JUDGMENT
(Strasbourg, 27.VII.2004)
FINAL
(24.X.2004)
In the case of Sidabras and {Dziautas} v. Lithuania,
The European Court of Human Rights (Second Section), sitting as a Chamber composed of:
Mr L. Loucaides, President,
Mr J.-P. Costa,
Mr {C. Birsan},
Mr K. Jungwiert,
Mr V. Butkevych,
Mrs W. Thomassen,
Mrs A. Mularoni, judges,
and Mrs {S. Dolle}, Section Registrar,
Having deliberated in private on 1 July 2003, 21 October 2003 and 6 July 2004,
Delivers the following judgment, which was adopted on the last-mentioned date:
PROCEDURE
1. The case originated in applications (Nos. 55480/00 and 59330/00) against the Republic of Lithuania lodged with the Court under Article 34 of the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms ("the Convention") by two Lithuanian nationals, Mr Juozas Sidabras and Mr {Kestutis Dziautas} ("the applicants"), on 29 November 1999 and 5 July 2000 respectively.
2. The applicants were represented by Mr {E. Morkunas}, a lawyer practising in {Siauliai}, and Mr V. Barkauskas, a lawyer practising in Vilnius. The Lithuanian Government ("the Government") were represented by their Agents, Mr {G. Svedas} and Mrs {D. Jociene}, of the Ministry of Justice.
3. The applicants alleged, in particular, that they had lost their jobs and that their employment prospects had been restricted as a result of the application of the Law on the evaluation of the USSR State Security Committee (NKVD, NKGB, MGB, KGB) and the present activities of former permanent employees of the organisation, in breach of Articles 8, 10 and 14 of the Convention.
4. The applications were allocated to the Third Section of the Court (Rule 52 § 1 of the Rules of Court). Within that Section, the Chamber that would consider the case (Article 27 § 1 of the Convention) was constituted as provided in Rule 26 § 1. Mr {P. Kuris}, the judge elected in respect of Lithuania, withdrew from sitting in the case (Rule 28). The Government accordingly appointed Mr J.-P. Costa, the judge elected in respect of France, to sit in his place (Article 27 § 2 of the Convention and Rule 29 § 1).
5. On 1 November 2001 the Court changed the composition of its Sections (Rule 25 § 1). This case was assigned to the newly composed Second Section (Rule 52 § 1). Within that Section, the Chamber that would consider the case (Article 27 § 1 of the Convention) was constituted as provided in Rule 26 § 1.
6. The Chamber decided to join the applications (Rule 42 § 1).
7. A hearing took place in public in the Human Rights Building, Strasbourg, on 1 July 2003 (Rule 59 § 3).
There appeared before the Court:
(a) for the Government
Mrs {D. Jociene}, Agent;
(b) for the applicants
Mr {E. Morkunas},
Mr V. Barkauskas, Counsel.
The Court heard addresses by them.
8. By a decision of 1 July 2003, following the hearing on admissibility and the merits (Rule 54 § 3), the Court declared the applications partly admissible.
9. The applicants and the Government each filed observations on the merits (Rule 59 § 1).
THE FACTS
I. The circumstances of the case
10. The first applicant was born in 1951 and lives in {Siauliai}. The second applicant was born in 1962 and lives in Vilnius.
The facts of the case, as submitted by the parties, may be summarised as follows.
A. The first applicant
11. In 1974 the first applicant graduated from the Lithuanian Physical Culture Institute, qualifying as a certified sports instructor.
12. From 1975 to 1986 he was an employee of the Lithuanian branch of the Soviet Security Service (the KGB). After Lithuania declared its independence in 1990, he found employment as a tax inspector at the Inland Revenue.
13. On 31 May 1999 two authorities - the Lithuanian State Security Department and the Centre for Research into the Genocide and Resistance of the Lithuanian People - jointly concluded that the first applicant was subject to the restrictions provided under section 2 of the Law on the evaluation of the USSR State Security Committee (NKVD, NKGB, MGB, KGB) and the present activities of former permanent employees of the organisation ("the KGB Act" - see paragraph 24 below). The conclusion confirmed that the first applicant had the status of a "former KGB officer" (see paragraphs 26 - 27 below). On 2 June 1999 the first applicant was dismissed from the Inland Revenue on the basis of that conclusion.
14. The first applicant brought an administrative action against the security intelligence authorities, claiming that he had been engaged only in counterintelligence and ideology work while employed by the KGB, and that he had not been involved in the violation of individual rights by that organisation. He argued that his dismissal under section 2 of the KGB Act and the resultant inability to find employment were therefore unlawful.
15. On 9 September 1999 the Higher Administrative Court found that the conclusion of 31 May 1999 had been substantiated and that the first applicant was subject to the restrictions provided under section 2 of the KGB Act. In this respect, the court held that the applicant had the status of a "former KGB officer" within the meaning of the KGB Act, since he had occupied one of the positions mentioned in the list of 26 January 1999.
16. On 19 October 1999 the Court of Appeal dismissed the first applicant's appeal. It found that he had not occupied a KGB position dealing only with criminal investigations and could not therefore benefit from the exceptions listed under section 3 of the KGB Act.
B. The second applicant
17. On an unspecified date in the 1980s, the second applicant graduated from Vilnius University as a qualified lawyer.
18. From 11 February 1991 he worked as a prosecutor at the Office of the Prosecutor General of Lithuania, investigating primarily cases of organised crime and corruption.
19. On 26 May 1999 the Lithuanian State Security Department and the Centre for Research into the Genocide and Resistance of the Lithuanian People jointly concluded that from 1985 to 1991 the second applicant had been an employee of the Lithuanian branch of the KGB, that he had the status of a "former KGB officer" and that he was thereby subject to the restrictions provided under section 2 of the KGB Act. On 31 May 1999 the second applicant was dismissed from his job at the Office of the Prosecutor General on the basis of that conclusion.
20. The second applicant brought an administrative action against the security intelligence authorities and the Office of the Prosecutor General. He claimed that from 1985 to 1990 he had merely studied at a special KGB school in Moscow and that from 1990 to 1991 he had worked in the KGB as an informer for the Lithuanian security intelligence authorities and should therefore be entitled to benefit from the exceptions under section 3 of the KGB Act. He claimed that his dismissal under the Act and his resultant inability to find employment were unlawful.
21. On 6 August 1999 the Higher Administrative Court allowed the second applicant's claim, quashed the conclusion of 26 May 1999 and ordered him to be reinstated. The court found that the period of the second applicant's studies at the KGB school from 1985 to 1990 was not to be taken into account for the purposes of the KGB Act, that he had worked in the KGB for a period of five months in 1990 - 91, that he had not occupied a KGB position dealing with political investigations and that, in any event, he had been a secret informer for the Lithuanian authorities. The court concluded that the exceptions under section 3 of the KGB Act applied to the second applicant and that his dismissal had therefore been unlawful.
22. Following an appeal by the security intelligence authorities, on 25 October 1999 the Court of Appeal quashed the judgment of 6 August 1999. It held that, although the first-instance court had properly found that the second applicant had worked at the KGB for only five months, it had not been established that he had worked there as a secret informer for the Lithuanian authorities. Accordingly, he could not benefit from the exceptions under section 3 of the KGB Act.
23. The second applicant appealed against the Court of Appeal's judgment. By a decision of 28 January 2000, the President of the Supreme Court allowed the appeal. However, by a final decision of 20 April 2000, the full Supreme Court refused to examine the appeal and discontinued the proceedings for lack of jurisdiction.
II. Relevant domestic law and practice
24. The Law on the evaluation of the USSR State Security Committee (NKVD, NKGB, MGB, KGB) and the present activities of former permanent employees of the organisation ({Istatymas del} SSRS {valstybes} saugumo komiteto (NKVD, NKGB, MGB, KGB) vertinimo ir {sios} organizacijos {kadriniu darbuotoju dabartines} veiklos - "the KGB Act") was enacted on 16 July 1998 by the Seimas (the Lithuanian parliament) and promulgated by the President of the Republic. The KGB Act reads as follows:
Section 1
Recognition of the USSR State Security Committee
as a criminal organisation
"The USSR State Security Committee (NKVD, NKGB, MGB, KGB - hereinafter "the SSC") is recognised as a criminal organisation which was responsible for war crimes, genocide, repression, terror and political persecution in the territory of Lithuania when occupied by the USSR."
Section 2
Restrictions on the present activities of permanent
employees of the SSC
"For a period of ten years from the date of entry into force of this Act, former employees of the SSC may not work as public officials or civil servants in government, local or defence authorities, the State Security Department, the police, the prosecution, courts or diplomatic service, customs, State supervisory bodies and other authorities monitoring public institutions, as lawyers or notaries, as employees of banks and other credit institutions, on strategic economic projects, in security companies (structures), in other companies (structures) providing detective services, in communications systems, or in the educational system as teachers, educators or heads of institutions[;] nor may they perform a job requiring the carrying of a weapon."
Section 3
Cases in which the restrictions shall not be applied
"(1) The restrictions provided for in section 2 shall not be applied to former permanent employees of the SSC who, while working at the SSC, investigated only criminal cases and who discontinued their work at the SSC not later than 11 March 1990.
(2) The Centre for Research into the Genocide and Resistance of the Lithuanian People and the State Security Department may [recommend by] a reasoned application that no restrictions under this law be applied to former permanent employees of the SSC who, within three months of the date of the entry into force of this Law, report to the State Security Department and disclose all information in their possession... about their former work at the SSC and their current relations with former SSC employees and agents. A decision in this respect shall be taken by a commission of three persons set up by the President of the Republic. No employees of the Centre for Research into the Genocide and Resistance of the Lithuanian People or the State Security Department may be appointed to the commission. The commission's rules shall be confirmed by the President of the Republic."
Section 4
Procedure for implementation of the Act
"The procedure for implementation of the Act shall be governed by [a special law]."
Section 5
Entry into force of the Act
"This Act shall come into force on 1 January 1999."
25. Following the examination by the Constitutional Court of the compatibility of the KGB Act with the Constitution (see paragraph 28 below), on 5 May 1999 section 3 of the KGB Act was amended to the effect that even those individuals who had worked for the KGB after 11 March 1990 could be eligible for the exceptions under section 3 of that Act.
26. On 16 July 1998 a separate law on the implementation of the KGB Act was enacted. Under that law, the Centre for Research into the Genocide and Resistance of the Lithuanian People and the State Security Department were empowered to reach a conclusion on an individual's status as a "former permanent employee of the KGB" ("former KGB officer") for the purposes of the KGB Act.
27. On 26 January 1999 the Government adopted a list ("the list") of positions in various branches of the KGB on Lithuanian territory attesting to a person's status as a "former KGB officer" for the purposes of the KGB Act. A total of 395 different positions were listed in this respect.
28. On 4 March 1999 the Constitutional Court examined the issue of the KGB Act's compatibility with the Constitution. The Constitutional Court held in particular that the KGB Act had been passed in order to carry out "security screening" measures on former KGB officers, who were deemed to be lacking in loyalty to the Lithuanian State. The Constitutional Court decided that the prohibition on former KGB officers occupying public posts was compatible with the Constitution. It further ruled that the statutory ban on the holding by former KGB officers of jobs in various branches of the private sector was compatible with the constitutional principle of a free choice of profession in that the State was entitled to lay down specific requirements for persons applying for work in the most important economic sectors in order to ensure the protection of national security and proper functioning of the educational and financial systems. The Constitutional Court also held that the restrictions under the KGB Act did not amount to a criminal charge against former KGB officers.
29. While the KGB Act does not specifically guarantee a right of access to a court to contest the security intelligence authorities' conclusion, it was recognised by the domestic courts that, as a matter of practice, a dismissal from employment in the public service on the basis of that conclusion gave rise to an administrative court action (and a further appeal) under the general procedure governing industrial disputes and alleged breaches of personal rights by the public authorities, under Articles 4, 7, 8, 26, 49, 50, 59, 63 and 64 of the Code of Administrative Procedure, Article 222 of the Civil Code and Article 336 of the Code of Civil Procedure (as in force at the material time).
III. Provisions of international law and
certain national legal systems relating to employment
restrictions on political grounds
30. Restrictions have been imposed in many post-communist countries with a view to screening the employment of former security agents or active collaborators in the former regimes. In this connection, international human rights bodies have at times found fault with such legislation where it has lacked precision or proportionality, and have characterised it as discrimination in employment or the exercise of a profession on the basis of political opinion (see below). The possibility of appealing to the courts has been considered a significant safeguard, although not sufficient in itself to rectify shortcomings in the legislation.
31. Article 1 § 2 of the European Social Charter provides:
"With a view to ensuring the effective exercise of the right to work, the Parties undertake:
...
2. to protect effectively the right of the worker to earn his living in an occupation freely entered upon[.]"
This provision, retained word for word in the revised Charter of 1996 (which came into force with regard to Lithuania on 1 August 2001), has been consistently interpreted by the European Committee of Social Rights (ECSR) as establishing a right not to be discriminated against in employment. The non-discrimination guarantee is stipulated in Article E of the revised Charter in the following terms:
"The enjoyment of the rights set forth in this Charter shall be secured without discrimination on any ground such as race, colour, sex, language, religion, political or other opinion, national extraction or social origin, health, association with a national minority, birth or other status."
The question of the dismissal of public servants on account of their activities under totalitarian regimes has been addressed in the light of these provisions, at least as regards Germany. In its most recent examination of Germany's compliance with Article 1 § 2 of the Charter (published in November 2002), the ECSR took note of the provisions of the reunification treaty that allow for the dismissal of public servants on the basis of their activities on behalf of the security services of the German Democratic Republic. It concluded that Germany was not complying with its obligations. This was expanded upon in the following terms:
"The Committee observes that there is no precise definition of the functions from which individuals can be excluded, either in the form of a refusal to recruit or a dismissal, on the grounds of previous political activities or activities within the former GDR institutions competent in security matters.
The Committee has examined the conformity of these provisions in the light of Article 31 of the Charter. Under this provision, restriction of a right enshrined in the Charter is permitted if it is prescribed by law, is necessary in a democratic society and serves one of the purposes listed in the Article. Whilst recognising that the provisions were prescribed by law within the meaning of Article 31 and served one of the purposes listed therein, namely the protection of national security, the Committee considered that they were not necessary within the meaning of Article 31 in that they did not apply solely to services which had responsibilities in the fields of law and order and national security or to functions involving such responsibilities."
The ECSR adopted its conclusions in regard to Lithuania's implementation of the revised Charter on 28 May 2004. They will be made public at a later date.
32. The International Labour Organisation (ILO) has also adopted a number of relevant international legal instruments. The most pertinent text is ILO Convention No. 111 on Discrimination (Employment and Occupation) of 1958. In its 1996 General Survey, the Committee of Experts on the Application of Conventions and Recommendations (CEACR) restated its interpretation of Convention No. 111, drawing upon examples taken from national law. Regarding Germany, the CEACR's position was the following (§ 196):
"The Committee does not accept the argument that in cases in which persons had been accused of having carried out political activities in the former German Democratic Republic, the more the person had, by the assumption of certain functions, identified himself or herself with that unjust regime, the more incriminated he or she was, and the less reasonable it was that this person hold a position in the current administration."
More recently, however, the CEACR has expressed satisfaction with the German courts' observance of the principle of proportionality in cases where civil servants challenge their dismissal (see paragraph 3 of the Individual Observation to Germany under Convention No. 111 in 2000).
A 1996 survey identifies comparable provisions in the domestic law of a number of other European States.
In Bulgaria, section 9 of the Preceding and Concluding Provisions of the Banks and Credit Activity Act of 1992 excluded persons who had served the previous regime in certain capacities from employment in banks. The Bulgarian Constitutional Court ruled in 1992 that this provision was in violation of the Constitution and of ILO Convention No. 111.
In the former Czechoslovakia, the so-called Screening Act was passed in 1991, preventing persons who had served the previous regime in a number of capacities from taking up employment in the civil service or parts of the private sector. This legislation was declared unconstitutional by the Slovak Constitutional Court in 1996, which further found it to be incompatible with Convention No. 111. However, it remained in force in the Czech Republic, while the CEACR urged the Czech authorities to have due regard to the principle of proportionality in the application of the Act.
In Latvia, the State Civil Service Act of 2000 and the Police Act of 1999 prohibit the employment of persons who worked for or with the KGB. In 2003 the CEACR expressed its dissatisfaction with the above texts in the following terms:
"6. The Committee recalls that requirements of a political nature can be set for a particular job, but to ensure that they are not contrary to the Convention, they should be limited to the characteristics of a particular post and be in proportion to its labour requirements. The Committee notes that the above-established exclusions by the provisions under examination apply broadly to the entire civil service and police rather than to specific jobs, functions or tasks. The Committee is concerned that these provisions appear to go beyond justifiable exclusions in respect of a particular job based on its inherent requirements as provided for under Article 1 (2) of the Convention. The Committee recalls that for measures not to be deemed discriminatory under Article 4, they must be measures affecting an individual on account of activities he or she is justifiably suspected or proved to be engaged in which are prejudicial to the security of the State. Article 4 of the Convention does not exclude from the definition of discrimination measures taken by reason of membership of a particular group or community. The Committee also notes that in cases where persons are deemed to be justifiably suspected of or engaged in activities prejudicial to the security of the State, the individual concerned shall have the right to appeal to a competent body in accordance with national practice.
7. In the light of the above, the Committee considers the exclusions from being a candidate for any civil service position and from being employed by the police are not sufficiently well defined and delimited to ensure that they do not become discrimination in employment and occupation based on political opinion..."
THE LAW
I. Alleged violation of Article 8 of the Convention,
taken alone and in conjunction with Article 14
33. The applicants stated that the current ban under section 2 of the KGB Act on their finding employment in various branches of the private sector breached Article 8 of the Convention, taken alone and in conjunction with Article 14.
Article 8 of the Convention reads as follows:
"1. Everyone has the right to respect for his private and family life, his home and his correspondence.
2. There shall be no interference by a public authority with the exercise of this right except such as is in accordance with the law and is necessary in a democratic society in the interests of national security, public safety or the economic well-being of the country, for the prevention of disorder or crime, for the protection of health or morals, or for the protection of the rights and freedoms of others."
Article 14 states:
"The enjoyment of the rights and freedoms set forth in [the] Convention shall be secured without discrimination on any ground such as sex, race, colour, language, religion, political or other opinion, national or social origin, association with a national minority, property, birth or other status."
34. The Government submitted that Article 8 was not applicable in the present case as that provision did not guarantee a right to retain employment or to choose a profession. They further stated that, in any event, the application of the KGB Act to the applicants served the legitimate purpose of protecting national security and was necessary in a democratic society. According to the Government, the KGB Act constituted no more than a justified security screening measure intended to prevent former employees of a foreign secret service from working not only in State institutions but also in other spheres of activity which were important to the State's national security. The KGB Act itself did not impose collective responsibility on all former KGB officers without exception. It provided for individualised restrictions on employment prospects by way of the list of positions in the former KGB which warranted application of the restrictions under section 2 of the KGB Act (see paragraph 27 above). The fact that the applicants were not entitled to benefit from any of the exceptions provided for in section 3 of the KGB Act showed that there existed a well-founded suspicion that the applicants lacked loyalty to the Lithuanian State. Given that not all former employees of the KGB were affected by the KGB Act, Article 14 of the Convention was not applicable. Accordingly, there was no violation of Article 8 of the Convention, either taken alone or in conjunction with Article 14.
35. The applicants contested the Government's submissions. They complained in particular that they had been deprived of the possibility of seeking employment in various branches of the private sector until 2009 on the basis of their status as former KGB officers. They submitted that they had been given no opportunity under the KGB Act either to present their personal cases for evaluating and establishing their loyalty to the State or to avoid the application to them of the employment restrictions provided under section 2. In particular, the first applicant stressed that he had left the KGB in 1986 and the second applicant that he had left in 1990, thirteen and nine years respectively before the entry into force of the KGB Act. Furthermore, the first applicant contended that thereafter he had been actively involved in various activities promoting Lithuania's independence. For his part, the second applicant submitted that he had been decorated as a prosecutor for his work in investigating various offences, including crimes against the State. However, none of those facts had been examined by the domestic courts, which had imposed restrictions on their future employment solely on the ground of their former employment in the KGB. Finally, the applicants submitted that as a result of the negative publicity caused by the enactment of the KGB Act and its application to them, they had suffered constant embarrassment on account of their past.
A. Scope of the applicants' complaints
36. The Court notes that the applicants' complaints under Article 8, taken alone or in conjunction with Article 14, do not concern their dismissal from their former employment as, respectively, a tax inspector and prosecutor. Furthermore, this part of the application is not directed against their inability to find employment as public servants. The applicants' complaints under Article 8 of the Convention, taken alone or in conjunction with Article 14, concern only the ban imposed on them until 2009 on applying for jobs in various branches of the private sector. This ban, effective since 1999, relates to the following private sector activities listed in section 2 of the KGB Act: "[work] as lawyers or notaries, as employees of banks and other credit institutions, on strategic economic projects, in security companies (structures), in other companies (structures) providing detective services, in communications systems or in the educational system as teachers, educators or heads of institutions[;]... [work] requiring the carrying of a weapon."
37. The applicants complained that employment restrictions had been imposed on them on the basis of their former employment with the KGB. They essentially alleged discrimination in this respect. Therefore, the Court will first examine their complaints under Article 14 of the Convention taken in conjunction with Article 8, and will then examine their complaints under Article 8 alone.
B. Applicability of Article 14
38. The Court reiterates that Article 14 of the Convention protects individuals in similar situations from being treated differently without justification in the enjoyment of their Convention rights and freedoms. This provision has no independent existence, since it has effect solely in relation to the rights and freedoms safeguarded by the other substantive provisions of the Convention and its Protocols. However, the application of Article 14 does not presuppose a breach of one or more of such provisions and to this extent it is autonomous. For Article 14 to become applicable, it suffices that the facts of a case fall within the ambit of another substantive provision of the Convention or its Protocols (see, mutatis mutandis, Inze v. Austria, judgment of 28 October 1987, Series A No. 126, p. 17, § 36).
39. The Court will therefore establish, firstly, whether there has been a difference in treatment of the applicants, and, if so, whether the facts of the case fall within the ambit of Article 8 of the Convention, in order to rule on the applicability of Article 14.
1. Whether there has been a difference of treatment
40. The Court observes that, according to the Government, the fact of the applicants' KGB history cannot give rise to a complaint under Article 14 because not all former KGB officers were subjected to restrictions under the KGB Act. The Government stated that the reason for the enactment of the KGB Act and the employment restrictions imposed on the applicants was the lack of loyalty to the State on the part of former KGB officers. The Court observes that the KGB Act did not restrict the employment prospects of all former collaborators of the Soviet Security Service. Firstly, only those persons who had occupied the positions mentioned in the list of 26 January 1999 were considered to have the status of "former KGB officers" (see paragraph 27 above). Secondly, even those persons deemed to have that status could benefit from the amnesty rule mentioned in section 3 of the KGB Act if they had been engaged only in criminal, as opposed to political, investigations during their time at the KGB (see paragraph 24 above). Thirdly, there was the option of applying to the special presidential commission within a three-month period following the KGB Act's entry into force on 1 January 1999, asking the commission, in the exercise of its discretion, to lift any restrictions which may have been applied (see paragraph 24 above). Finally, it also appears from the impugned domestic proceedings in the instant case that the domestic courts took into consideration whether the applicants had been informers for the Lithuanian authorities immediately after the declaration of independence in 1990 as a possible ground for relieving them of the employment restrictions imposed on them (see paragraph 22 above).
41. However, the fact remains that the applicants were treated differently from other persons in Lithuania who had not worked for the KGB, and who as a result had no restrictions imposed on them in their choice of professional activities. In addition, in view of the Government's argument that the purpose of the KGB Act was to regulate the employment prospects of persons on the basis of their loyalty or lack of loyalty to the State, there has also been a difference of treatment between the applicants and other persons in this respect. For the Court, this is the appropriate comparison in the instant case for the purposes of Article 14.
2. Whether the facts complained of fall within
the ambit of Article 8
42. It remains to be examined whether the applicants' inability to apply for various jobs in the private sector as a result of section 2 of the KGB Act has impinged on their "private life" as protected by Article 8 of the Convention.
43. The Court has on a number of occasions ruled that "private life" is a broad term not susceptible to exhaustive definition (see, as a recent authority, Peck v. the United Kingdom, No. 44647/98, § 57, ECHR 2003-I). It has nevertheless also observed that Article 8 protects the moral and physical integrity of the individual (see X and Y v. the Netherlands, judgment of 26 March 1985, Series A No. 91, pp. 11 - 13, § 22 - 27), including the right to live privately, away from unwanted attention. It also secures to the individual a sphere within which he or she can freely pursue the development and fulfilment of his or her personality (see {Bruggeman} and Scheuten v. Germany, No. 6959/75, Commission's report of 12 July 1977, Decisions and Reports 10, p. 115, § 55).
44. In Niemietz v. Germany, (judgment of 16 December 1992, Series A No. 251-B, pp. 33 - 34, § 29), the Court stated in regard to the notion of "private life":
"... it would be too restrictive to limit the notion to an "inner circle" in which the individual may live his own personal life as he chooses and to exclude therefrom entirely the outside world not encompassed within that circle. Respect for private life must also comprise to a certain degree the right to establish and develop relationships with other human beings.
There appears, furthermore, to be no reason of principle why this understanding of the notion of "private life" should be taken to exclude activities of a professional or business nature since it is, after all, in the course of their working lives that the majority of people have a significant, if not the greatest, opportunity of developing relationships with the outside world. This view is supported by the fact that... it is not always possible to distinguish clearly which of an individual's activities form part of his professional or business life and which do not. Thus, especially in the case of a person exercising a liberal profession, his work in that context may form part and parcel of his life to such a degree that it becomes impossible to know in what capacity he is acting at a given moment of time."
45. In the recent case of Smirnova v. Russia (Nos. 46133/99 and 48183/99, §§ 96 - 97, ECHR 2003-IX), the Court examined the effect on an applicant's "private life" of the seizure by the authorities of an official document (internal passport), even though no specific interference had been alleged by that applicant as a result of the seizure. The Court ruled that the absence of the passport itself caused a number of everyday inconveniences taken in their entirety, as the applicant needed the passport when performing such mundane tasks as exchanging currency or buying train tickets. It was also noted in particular that the passport was required by that applicant for more crucial needs such as finding employment or receiving medical care. The Court concluded that the deprivation of the passport in Smirnova had represented a continuing interference with that applicant's "private life".
46. The Court has also ruled that lack of access to the civil service as such cannot be the basis for a complaint under the Convention (see Glasenapp and Kosiek v. Germany, judgments of 28 August 1986 (Series A No. 104, p. 26, § 49, and No. 105, p. 20, § 35); the above principle was also reiterated in Vogt v. Germany (judgment of 26 September 1995, Series A No. 323, pp. 22 - 23, § 43 - 44). In Thlimmenos v. Greece, ([GC], No. 34369/97, § 41, ECHR 2000-IV), where an applicant had been refused registration as a chartered accountant because of a previous conviction, the Court also stated that the right to choose a particular profession was not as such guaranteed by the Convention.
47. Nevertheless, having regard in particular to the notions currently prevailing in democratic States, the Court considers that a far-reaching ban on taking up private sector employment does affect "private life". It attaches particular weight in this respect to the text of Article 1 § 2 of the European Social Charter and the interpretation given by the European Committee of Social Rights (see paragraph 31 above) and to the texts adopted by the ILO (see paragraph 32 above). It further reiterates that there is no watertight division separating the sphere of social and economic rights from the field covered by the Convention (see Airey v. Ireland, judgment of 9 October 1979, Series A No. 32, pp. 14 - 16, § 26).
48. Turning to the facts of the present case, the Court notes that, as a result of the application of section 2 of the KGB Act to them, the applicants have been banned from 1999 until 2009 from engaging in professional activities in various branches of the private sector on account of their status as "former KGB officers" (see paragraph 27 above). Admittedly, the ban has not affected the applicants' ability to engage in certain types of professional activity. The ban has, however, affected their ability to develop relationships with the outside world to a very significant degree and has created serious difficulties for them in terms of earning their living, with obvious repercussions on the enjoyment of their private lives.
49. The Court also notes the applicants' argument that, as a result of the publicity caused by the adoption of the KGB Act and its application to them, they have suffered constant embarrassment as a result of their past activities. It accepts that the applicants continue to be burdened with the status of "former KGB officers" and that fact may in itself be considered an impediment to the establishment of contacts with the outside world - be they employment-related or other - and that this situation undoubtedly affects more than just their reputation; it also affects the enjoyment of their "private life". The Court accepts that Article 8 cannot be relied on in order to complain of a loss of reputation which is the foreseeable consequence of one's own actions such as, for example, the commission of a criminal offence. Furthermore, during the considerable period which elapsed between the fall of the former Soviet Union (and the ensuing political changes in Lithuania) and the entry into force of the impugned legislation in 1999, it can reasonably be supposed that the applicants could not have envisaged the consequences their former KGB employment would entail for them. In any event, in the instant case there is more at stake for the applicants than the defence of their good name. They are marked in the eyes of society on account of their past association with an oppressive regime. Hence, and in view of the wide-ranging scope of the employment restrictions the applicants have to endure, the Court considers that the possible impediment to their leading a normal personal life must be taken to be a relevant factor in determining whether the facts complained of fall within the ambit of Article 8 of the Convention.
50. In the light of the above, the Court considers that the impugned ban affected, to a significant degree, the applicants' ability to pursue various professional activities and that there were consequential effects on the enjoyment of their right to respect for their "private life" within the meaning of Article 8. It follows that Article 14 of the Convention is applicable in the circumstances of this case taken in conjunction with Article 8.
C. Compliance with Article 14
51. According to the Court's case-law, a difference of treatment is discriminatory if it "has no objective and reasonable justification", that is, if it does not pursue a "legitimate aim" or if there is not a "reasonable relationship of proportionality between the means employed and the aim sought to be realised" (see Inze, cited above, p. 18, § 41).
52. The Court considers that, as a matter of principle, States have a legitimate interest in regulating employment conditions in the public service as well as in the private sector. In this respect, it reiterates that the Convention does not guarantee as such the right to have access to a particular profession (see, mutatis mutandis, Vogt, cited above, pp. 22 - 23, § 43; see also Thlimmenos, cited above, § 41). In the recent Volkmer (No. 39799/98, 22 November 2001) and Petersen (No. 39793/98, ECHR 2001-XII) decisions concerning Germany, the Court also ruled in the context of Article 10 of the Convention that a democratic State had a legitimate interest in requiring civil servants to show loyalty to the constitutional principles on which the society was founded.
53. The Court notes the decision of the Lithuanian Constitutional Court of 4 March 1999, which stated that the KGB Act restricting the employment prospects of former KGB officers was intended to ensure the protection of national security and proper functioning of the educational and financial systems (see paragraph 28 above). In their justification of this ban before the Court, the respondent Government have submitted that the reason for the imposition of employment restrictions under the KGB Act on the applicants was not their KGB history as such, but their lack of loyalty to the State as evidenced by their former employment with the KGB.
54. The Court must have regard in this connection to Lithuania's experience under Soviet rule, which ended with the declaration of independence in 1990. It has not been contested by the applicants that the activities of the KGB were contrary to the principles guaranteed by the Lithuanian Constitution or indeed by the Convention. Lithuania wished to avoid a repetition of its previous experience by founding its State, inter alia, on the belief that it should be a democracy capable of defending itself. It is to be noted also in this context that systems similar to the one under the KGB Act, restricting the employment prospects of former security agents or active collaborators of the former regime, have been established in a number of Contracting States which have successfully emerged from totalitarian rule (see paragraphs 30 - 32 above).
55. In view of the above, the Court accepts that the restriction on the applicants' employment prospects under the KGB Act, and hence the difference of treatment applied to them, pursued the legitimate aims of the protection of national security, public safety, the economic well-being of the country and the rights and freedoms of others (see, mutatis mutandis, {Rekvenyi} v. Hungary [GC], No. 25390/94, § 41, ECHR 1999-III).
56. It remains to be established whether the impugned distinction constituted a proportionate measure. The applicants' principal argument before the Court was that neither the KGB Act nor the domestic proceedings in their cases established their actual loyalty to the Lithuanian State. They argued that the impugned restrictions were imposed in the abstract and that they were punished solely on the basis of their status as former KGB officers without any account being taken of the special features of their own cases. For the following reasons, however, the Court does not consider it necessary to rule on the question of whether the applicants were given an opportunity to provide evidence of their loyalty to the State or whether their lack of loyalty was indeed proved.
57. Even assuming that their lack of loyalty had been undisputed, it must be noted that the applicants' employment prospects were restricted not only in the State service but also in various branches of the private sector. The Court reiterates that the requirement of an employee's loyalty to the State is an inherent condition of employment with State authorities responsible for protecting and securing the general interest. However, there is not inevitably such a requirement for employment with private companies. Although the economic activities of private sector players undoubtedly affect and contribute to the functioning of the State, they are not depositaries of the sovereign power vested in the State. Moreover, private companies may legitimately engage in activities, notably financial and economic, which compete with the goals fixed for public authorities or State-run companies.
58. In the Court's view, State-imposed restrictions on a person's opportunity to find employment with a private company for reasons of lack of loyalty to the State cannot be justified from the Convention perspective in the same manner as restrictions on access to their employment in the public service, regardless of the private company's importance to the State's economic, political or security interests.
59. Furthermore, in deciding whether the measures complained of were proportionate, the Court cannot overlook the ambiguous manner in which the KGB Act deals with, on the one hand, the question of the lack of loyalty of former KGB officers such as the applicants - be it assumed on the basis of their KGB past or duly proved on the facts - and, on the other hand, the need to apply the restrictions to employment in certain private sector jobs. In particular, section 2 of the KGB Act lists very concisely the private sector activities from which the applicants, as persons deemed to be lacking in loyalty, should be excluded (see paragraphs 24 and 40 above). However, with the exception of references to "lawyers" and "notaries", the KGB Act contains no definition of the specific jobs, functions or tasks which the applicants are barred from holding. The result is that it is impossible to ascertain any reasonable link between the positions concerned and the legitimate aims sought by the ban on holding those positions. In the Court's view, such a legislative scheme must be considered as lacking the necessary safeguards for avoiding discrimination and for guaranteeing adequate and appropriate judicial supervision of the imposition of such restrictions (see, inter alia, the conclusions pertaining to access to the public service reached in regard to similar legislation in Latvia by the ILO Committee of Experts on the Application of Conventions and Recommendations, referred to in paragraph 32 above).
60. Finally, the Court observes that the KGB Act came into force in 1999, that is, almost a decade after Lithuania declared its independence on 11 March 1990; in other words, the restrictions on the applicants' professional activities were imposed on them thirteen years and nine years respectively after their departure from the KGB. The fact of the KGB Act's belated timing, although not in itself decisive, may nonetheless be considered relevant to the overall assessment of the proportionality of the measures taken.
61. In view of the above, the Court concludes that the ban on the applicants seeking employment in various branches of the private sector, in application of section 2 of the KGB Act, constituted a disproportionate measure, even having regard to the legitimacy of the aims pursued by that ban.
62. There has therefore been a violation of Article 14 of the Convention taken in conjunction with Article 8.
D. The applicants' complaint under Article 8 taken alone
63. The Court considers that since it has found a breach of Article 14 of the Convention taken in conjunction with Article 8, it is not necessary to consider whether there has been a violation of Article 8 taken alone.
II. Alleged violation of Article 10 of the Convention,
taken alone and in conjunction with Article 14
64. The applicants complained that their dismissal from their jobs in State institutions and the other restrictions imposed on their finding employment were in breach of Article 10 of the Convention, taken in conjunction with Article 14.
Article 10 provides:
"1. Everyone has the right to freedom of expression. This right shall include freedom to hold opinions and to receive and impart information and ideas without interference by public authority and regardless of frontiers. This Article shall not prevent States from requiring the licensing of broadcasting, television or cinema enterprises.
2. The exercise of these freedoms, since it carries with it duties and responsibilities, may be subject to such formalities, conditions, restrictions or penalties as are prescribed by law and are necessary in a democratic society, in the interests of national security, territorial integrity or public safety, for the prevention of disorder or crime, for the protection of health or morals, for the protection of the reputation or rights of others, for preventing the disclosure of information received in confidence, or for maintaining the authority and impartiality of the judiciary."
65. The Government submitted that Article 10 was not applicable in the present case. In any event they stated that the application of the KGB Act to the applicants served the legitimate purpose of the protection of national security and was necessary in a democratic society in view of the applicants' lack of loyalty to the State. The applicants had not been punished for their views, be they views which they hold at present or views that they might have held in the past. The KGB Act had not imposed a collective responsibility on all former KGB officers without exception. The fact that the applicants were not entitled to benefit from any of the exceptions provided for in section 3 of the KGB Act showed that there had been a well-founded suspicion that the applicants had been lacking in loyalty to the Lithuanian State. Accordingly, there had been no violation of Article 10 of the Convention, either taken alone or in conjunction with Article 14.
66. The applicants contested the Government's submissions. They stated in particular that they had lost their jobs and had been deprived of all possibility of finding proper employment on account of their past views as reflected in their employment with the KGB. Their own loyalty to the Lithuanian State had never been questioned during the domestic proceedings; nor had they had the opportunity to submit arguments to the domestic courts proving their loyalty. The KGB Act had arbitrarily and collectively punished all former KGB officers regardless of their personal history. Their dismissal in the circumstances had been disproportionate to the attainment of any public-interest aim which might have been pursued by the KGB Act. Throughout their work as, respectively, a tax inspector and a prosecutor, they had been loyal to the idea of Lithuanian independence and to the democratic principles enshrined in the Constitution. The applicants concluded that their dismissal from their jobs and the current ban on their finding employment in various public and private sector activities had violated Articles 10 and 14 of the Convention.
67. The issue of the applicability of Article 10 of the Convention is in dispute between the parties. The Court reiterates in this respect that lack of access to the civil service as such cannot be a basis for a complaint under the Convention (see Glasenapp and Kosiek, both cited above, p. 26, § 49 and p. 20 § 35; the above principle was also reiterated in Vogt, cited above, pp. 22 - 23, §§ 43 - 44). In Thlimmenos, cited above, where an applicant had been refused registration as a chartered accountant because of his previous conviction, the Court also stated that the right to choose a particular profession was not as such guaranteed by the Convention (ibid., § 41).
68. Admittedly, the Court has also held that the dismissal of a civil servant or a State official on political grounds may give rise to a complaint under Article 10 of the Convention (see Vogt, cited above; see also Volkmer and Petersen, cited above). It notes, however, that the employment restrictions suffered by the applicants in those cases related to their specific activities as a member of the Communist Party in West Germany (Vogt) or as collaborators of the regime in the former German Democratic Republic (Volkmer and Petersen).
69. By contrast, in the present case both applicants suffered employment restrictions not as a result of the outcome of ordinary labour law proceedings, but as a result of the application to them of special domestic legislation which imposed screening measures on the basis of their former employment with the KGB. Having regard to the domestic decisions given in their cases, it appears that the national courts were solely concerned with establishing the nature of the applicants' former employment with the KGB, rather than giving specific consideration to the particular circumstances of each of the applicants' cases, for example the views they held or expressed during or after their employment with the KGB.
70. In addition, in the aforementioned cases against Germany, an interference with the right guaranteed by Article 10 was found as a result of the fact that those applicants had been dismissed from teaching posts, which by their nature involve the imparting of ideas and information on a daily basis. The Court is not convinced that the applicants' dismissal from their positions as, respectively, a tax inspector and a prosecutor, or their alleged inability to find employment in line with their academic qualifications as, respectively, a sports instructor and a lawyer, amount to a restriction on their ability to express their views or opinions to the same extent as in the above-mentioned cases against Germany.
71. The Court does not find, therefore, that the application of the employment restrictions to the applicants under the KGB Act encroached upon their right to freedom of expression. It follows that Article 10 of the Convention is not applicable in the instant case.
72. To the extent that the applicants' complaints relate to Article 14 of the Convention, the Court reiterates that that provision has no independent existence, since it has effect solely in relation to the rights and freedoms safeguarded by the other substantive provisions of the Convention and its Protocols. However, the application of Article 14 does not presuppose a breach of one or more of such provisions and to this extent it is autonomous. For Article 14 to become applicable, it suffices that the facts of a case fall within the ambit of another substantive provision of the Convention or its Protocols (see Thlimmenos, cited above, § 40). Since the Court has found that Article 10 does not apply in the present case, there can be no scope for the application of Article 14 in conjunction with the applicants' complaints under Article 10.
73. There has therefore been no breach of Article 10 of the Convention, taken alone or in conjunction with Article 14.
III. Application of Article 41 of the Convention
74. Article 41 of the Convention provides:
"If the Court finds that there has been a violation of the Convention or the Protocols thereto, and if the internal law of the High Contracting Party concerned allows only partial reparation to be made, the Court shall, if necessary, afford just satisfaction to the injured party."
A. Damage
75. The first applicant claimed 257,154 litai (LTL), approximately 74,365 euros (EUR), for pecuniary damage as a result of being subjected to employment restrictions under the KGB Act. He also claimed LTL 500,000 (approximately EUR 144,592) for non-pecuniary damage.
76. The second applicant claimed LTL 201,508.54 (approximately EUR 58,273) for pecuniary damage and LTL 75,000 (approximately EUR 21,689) for non-pecuniary damage.
77. The Government considered the claims to be exorbitant.
78. The Court notes that it has found a violation of Article 14 of the Convention taken in conjunction with Article 8 as regards the employment restrictions that were imposed on the applicants under the KGB Act. It considers in this respect that they can be considered to have sustained a certain amount of pecuniary and non-pecuniary damage. Making its assessment on an equitable basis, the Court awards each of the applicants EUR 7,000 under this head.
B. Costs and expenses
79. The first applicant claimed LTL 40,000 (approximately EUR 11,567) for costs and expenses in respect of the Convention proceedings. The second applicant claimed LTL 31,860 (approximately EUR 9,213).
80. The Government considered the claims to be exaggerated.
81. According to the Court's established case-law, costs and expenses will not be awarded under Article 41 unless it is established that they were actually and necessarily incurred, and are also reasonable as to quantum. In addition, legal costs are only recoverable in so far as they relate to the violation found (see The former King of Greece and Others v. Greece (just satisfaction) [GC], No. 25701/94, § 105, 28 November 2002).
82. The Court notes that the applicants were granted legal aid under the Court's legal aid scheme, under which the sum of EUR 2,318.63 has been paid to the first applicant's lawyer, and the sum of EUR 2,225.95 to the second applicant's lawyer, to cover the submission of the applicants' observations and additional comments, the lawyers' appearance at the hearing, and the conduct of the friendly-settlement negotiations.
83. Making its assessment on an equitable basis, the Court awards each of the applicants EUR 5,000 for legal costs and expenses, less the sums already paid under the Court's legal aid scheme (respectively, EUR 2,318.63 and EUR 2,225.95). Consequently, the Court awards the final amount of EUR 2,681.37 in respect of the first applicant's costs and expenses, and EUR 2,774.05 in respect of the second applicant's costs and expenses.
C. Default interest
84. The Court considers it appropriate that the default interest should be based on the marginal lending rate of the European Central Bank, to which should be added three percentage points.
FOR THESE REASONS, THE COURT
1. Holds, by five votes to two, that there has been a violation of Article 14 of the Convention taken in conjunction with Article 8;
2. Holds, by five votes to two, that it is not required to rule on the applicants' complaints under Article 8 of the Convention taken alone;
3. Holds, unanimously, that there has been no violation of Article 10 of the Convention taken alone or in conjunction with Article 14;
4. Holds, by five votes to two,
(a) that the respondent State is to pay, within three months from the date on which the judgment becomes final according to Article 44 § 2 of the Convention:
(i) EUR 7,000 (seven thousand euros) to each of the applicants in respect of pecuniary and non-pecuniary damage;
(ii) EUR 2,681.37 (two thousand six hundred and eighty-one euros thirty-seven cents) to the first applicant in respect of costs and expenses;
(iii) EUR 2,774.05 (two thousand seven hundred and seventy-four euros five cents) to the second applicant in respect of costs and expenses; and
(iv) any tax that may be chargeable, these amounts to be converted into the currency of the respondent State at the rate applicable on the date of settlement;
(b) that from the expiry of the above-mentioned three months until settlement simple interest shall be payable on the above amounts at a rate equal to the marginal lending rate of the European Central Bank during the default period plus three percentage points;
5. Dismisses unanimously the remainder of the applicants' claims for just satisfaction.
Done in English, and notified in writing on 27 July 2004, pursuant to Rule 77 §§ 2 and 3 of the Rules of Court.
L.LOUCAIDES
President
{S.DOLLE}
Registrar
In accordance with Article 45 § 2 of the Convention and Rule 74 § 2 of the Rules of Court, the following separate opinions are annexed to this judgment:
a) partly concurring opinion of Mrs Mularoni;
b) partly dissenting opinion of Mr Loucaides;
c) partly dissenting opinion of Mrs Thomassen.
L.L.
S.D.
PARTLY CONCURRING OPINIO№ OF JUDGE MULARONI
I would have preferred the Court to have examined the applicants' complaints under Article 8 of the Convention taken alone and to have concluded that it was unnecessary for it to rule on their complaint under Article 14 of the Convention taken in conjunction with Article 8. However, I agreed to vote with the majority as I considered it important to rule that Article 8 has been violated in this case.
I fully share the considerations set out in paragraphs 52 to 61 of the judgment.
However, I disagree with those contained in paragraph 49.
I consider that the applicants' argument, that because of the publicity caused by the enactment of the KGB Act on 16 July 1998 and its application to them they have suffered constant embarrassment as a result of their past activities, does not deserve the Court's attention. The applicants worked for the KGB and they never contested that the KGB's activities were contrary to the principles guaranteed by the Lithuanian Constitution or by the Convention (see paragraph 54 of the judgment). The Court accepted that the restriction on the applicants' employment prospects under the impugned Act pursued the legitimate aims of the protection of national security, public safety, the economic well-being of the country and the rights and freedoms of others (see paragraph 55 of the judgment).
Everyone has to accept the consequences of his or her actions in life and the fact that the applicants continue to be burdened with the status of "former KGB officers" is, in my view, totally irrelevant to the question of the applicability (and the violation) of Article 8 of the Convention. The argument that they are stigmatised by society on account of their past association with an oppressive regime has, to my mind, nothing to do with the respondent State's responsibility for the violation of Article 8 of the Convention.
I also consider that the argument that the applicants could not have envisaged the consequences their former KGB employment would entail for them is equally irrelevant to the issue of the applicability (and violation) of Article 8. If such an argument were accepted, any act, even the most reprehensible, committed by a dictator when in power could justify a finding of a violation of the Convention following the establishment of a democratic regime. It should not be overlooked in this connection that Article 17 of the Convention provides that "[n]othing in [the] Convention may be interpreted as implying for any State, group or person any right to engage in any activity or perform any act aimed at the destruction of any of the rights and freedoms set forth... in the Convention".
In my opinion, it is conclusive that the ban on seeking employment affected to an extremely significant degree the applicants' opportunity to pursue various professional activities and that there were consequential effects on the enjoyment of their right to respect for their private life within the meaning of Article 8. I agree with the majority that the fact that the applicants were prevented from seeking employment in various branches of the private sector on account of the statutory ban constituted a disproportionate measure, even having regard to the legitimacy of the aims pursued by that ban. That in itself should have been sufficient to have led the Court to a conclusion that Article 8 was violated in the applicants' case.
PARTLY DISSENTING OPINIO№ OF JUDGE LOUCAIDES
I do not agree with the majority that Article 14 is applicable in the present case, for the following reasons.
It is established case-law that Article 14 safeguards individuals placed in an "analogous" or "similar" or "relevantly similar" situation (see Marckx v. Belgium, judgment of 13 June 1979, Series A No. 31, pp. 15 - 16, § 32; Van der Mussele v. Belgium, judgment of 23 November 1983, Series A No. 70, pp. 22 - 23, § 46; Fredin v. Sweden (No. 1), judgment of 18 February 1991, Series A No. 192, p.19, § 60; and Stubbings and Others v. the United Kingdom, judgment of 22 October 1996, Reports of Judgments and Decisions 1996-IV, p. 1507, § 72). Therefore, as pointed out in the case-law: "For a claim of a violation of this Article to succeed, it has therefore to be established, inter alia, that the situation of the alleged victim can be considered similar to that of persons who have been better treated" (see Fredin and Stubbings and Others, loc. cit.).
In examining this question, account should be taken of the aim and effects of the law or measure in issue. The Act under consideration imposed restrictions on the professional activities of persons who had in the past worked for the KGB, the activities of which were contrary to the principles guaranteed by the Lithuanian Constitution and by the Convention. The KGB Act aimed to protect national security, public safety and the rights and freedoms of others, by avoiding a repetition of previous experience which could occur if former KGB employees were to engage in activities similar to those of that organisation. It is therefore evident that the impugned restrictions provided by the law in question were directly connected to the status of "former KGB officers" of persons such as the applicants.
The majority found that Article 14 was applicable in this case because the applicants were treated differently from other persons in Lithuania who had not worked for the KGB (see paragraph 41 of the judgment). However, in the light of the above, I do not see how the people who had not worked for the KGB were in an "analogous", "similar" or "relevantly similar" situation to those who had.
Although I find that Article 14 is not applicable in the present case, I do find that the restrictions imposed on the professional activities of the applicants were, in the circumstances of the case as explained in the judgment, so onerous and disproportionate to the aim pursued that they amounted to an unjustified interference with the private lives of the applicants. Consequently, I find that there has been a breach of Article 8 of the Convention.
PARTLY DISSENTING OPINIO№ OF JUDGE THOMASSEN
I voted against the finding of the majority that there has been a violation of Article 14 of the Convention taken in conjunction with Article 8.
I have some problems in examining the justification of the measures taken in respect of former employees of the KGB in terms of "discrimination". The principle of non-discrimination, as it is recognised in European constitutions and in international treaties, refers above all to a denial of opportunities on grounds of personal choices in so far as these choices should be respected as elements of someone's personality, such as religion, political opinion, sexual orientation and gender identity, or, on the contrary, on grounds of personal features in respect of which no choice at all can be made, such as sex, race, disability and age.
Working for the KGB in my opinion does not fall within either of these categories.
While it is true that former KGB employees were treated differently from "other persons in Lithuania who had not worked for the KGB" (see paragraph 41 of the judgment), this difference does not come within the scope of Article 14 in so far as it relates to access to particular professions, as the right to a free choice of profession is not guaranteed by the Convention (see, mutatis mutandis, Thlimmenos [GC], No. 34369/97, § 41, ECHR 2000-IV).
I do agree, however, that the application of the law, which in itself pursued a legitimate aim, was of such a general character that it affected the applicants' ability to develop relationships with the outside world as protected by Article 8 (see Pretty v. the United Kingdom, No. 2346/02, § 61, ECHR 2002-III) to a significant extent and therefore interfered with their private lives. In view of the circumstances of the present applications, such as the fact that the law was applied many years after the applicants had left the KGB and many years after the date of Lithuania's independence, without any account being taken of the special features of their individual cases, this interference cannot be considered proportionate. Consequently, Article 8 of the Convention has been violated.
